Аннотация

Статья посвящена психоаналитическому осмыслению селективного мутизма у детей. Рассматриваются три психодинамические модели симптома: в контексте теории влечений З. Фрейда, концепции сепарации–индивидуации М. Малер и теории переходного объекта Д. Винникотта. На основании анализа клинических случаев показано, что симптом молчания связан с регрессией, трудностями символизации, сепарационной тревогой и агрессией. Обсуждаются возможности интегративной терапии с сохранением психоаналитической перспективы.

Ключевые слова: селективный мутизм, психоанализ, символизация, сепарация, агрессия, игра, молчание, психодинамическая терапия.

Продолжая цикл публикаций о селективном мутизме, данная статья сосредоточена на психоаналитическом анализе симптома в рамках трёх ключевых теоретических моделей – теории влечений, концепции сепарации–индивидуации и теории переходного объекта. Основное внимание уделяется рассмотрению бессознательных механизмов симптома и возможностям интегративной психодинамической терапии.

Психодинамический подход к симптому селективного мутизма в фокусе различных психоаналитических теорий развития

С динамической точки зрения СМ(ЭМ) – это симптом, исчезновение которого может произойти в ходе восстановления нормального хода развития личности, следовательно, терапевтическому воздействию подлежит не только симптом, но и личность и/или семейная система. В ходе психодинамической психотерапии объектом лечения могут становиться конфликты и дефициты на разных этапах психической жизни пациента, что приводит к невозможности создать универсальный алгоритм терапии или сформулировать единую психодинамическую гипотезу. Малочисленность литературных источников (на русском языке – единичные статьи) и многообразие теоретических подходов в психодинамическом направлении затрудняют описание и осмысление клинических случаев работы с симптомом СМ(ЭМ).

В этой главе автор рассмотрит три статьи психоаналитических терапевтов, а именно статью Н. Васильевой (2013) «Элективный мутизм: психоаналитический взгляд на проблему», в которой предложен взгляд с точки зрения классической теории влечений, работу З. Берко «Психические близнецы: психодинамическое лечение подростка с селективным мутизмом и его матери» (Berko, 2013), которая иллюстрирует идеи Маргарет Малер; и статью Дж. Янгермана «Синтаксис молчания: лечение элективного мутизма» (Youngerman, 1979), которая содержит описание лечения случая элективного мутизма с позиции идей Д. Винникотта.

Понимание симптома селективного мутизма с точки зрения классической теории влечения З. Фрейда

В своей статье психоаналитик Н. Васильева (2013) рассмотрела ЭМ «через призму психологических проблем, ведущих к формированию “добровольного отказа” от речи» и привела материал клинического случая.

Автор описывает случай 5-летней девочки Даши, которая разговаривала дома, но в детском саду «пребывала в состоянии молчания». Она начала разговаривать вне дома через 8 месяцев проведения терапии с частотой два раза в неделю.

На первых встречах девочка была «пассивной, скованной, безучастной». С терапевтом она заговорила на третьей сессии, и первыми её словами было выражение недовольства в сравнении терапевта с мамой не в пользу первого. Автор увидел в этом проявление разных чувств: зависть к терапевту, страх остаться без защиты мамы, уверенность в мамином всемогуществе и разрушительные для «сохранения связи с объектом желания» сравнения себя с мамой. Это продолжалось долгое время, получило множество подтверждений, которые позволили автору сделать выводы о том, что одним из факторов, влияющих на формирование симптома элективного мутизма, может быть трудность отделения ребёнка от матери, на которую, в том числе, влияет опыт отлучения от груди. Переживания, испытываемые ребёнком в процессе приёма пищи и сосания, на оральной стадии развития становятся основой раннего взаимодействия матери и ребёнка. И нарушения на этой стадии ведут к трудностям отделения ребёнка от матери, его ощущения себя отдельным. В истории Даши был удовлетворительный опыт кормления, который прервался в 6-тимесячном возрасте, с выходом мамы на работу. И, по мнению Васильевой («позже, когда перед ребёнком встала задача отделения, её тревога остаться без мамы, безусловно, внесла вклад в трудность этого процесса»). Таким образом, автор считает, что «элективный мутизм… (задействует) область рта и может носить отпечаток ранней детской связи с матерью». На оральной и анальной стадиях развития ребёнок проходит путь от слияния с матерью до дифференциации, когда он «должен осознать себя как отдельное от матери существо, почувствовать, что он владеет своим телом, своими способностями, своей психикой». В этот период у ребёнка непременно возникает чувство беспомощности и ощущение «всемогущества» матери, что может затруднить процесс отделения, вызывая у ребёнка желание слияния с матерью. «Всемогущество» матери вызывает у ребёнка также агрессивные чувства, которые, в случае с Дашей, не имели выхода, так как Дашина мама подавляла их в «зародышe», желая видеть Дашу послушной и доброй девочкой. Таким образом, если дома Даша ещё могла выражать свой гнев, направляя его на отца и бабушку, то в детском саду она подавляла его, направляя на себя, «пребывая в состоянии молчания». Автор статьи считает, что невозможность «развить формы выражения агрессии, основанные на взаимодействии с реальностью» привела к использованию всемогущего контроля, что «является особенностью, активно способствующей формированию именно элективного мутизма». Таким образом, «элективный мутизм как раз и даёт ребёнку возможность поддерживать уверенность в собственном всемогуществе», с одной стороны надёжно пряча агрессию по отношению к матери внутрь, а с другой стороны демонстрируя свою власть и могущество, невозможность заставить его говорить.

Автор статьи отмечает, что период овладения речью и овладения сфинктерами совпадают, что может стать причиной смещения одного на другое. В Дашиной истории есть трудности «приучения к горшку», которые «отражали внутренние трудности, связанные с обретением контроля за деятельностью сфинктеров, возможно, трудности “отдавания” своей продукции», что подтверждалось на сессиях протестом на то, что её рисунки забирались терапевтом. Протест этот выражался в анальной агрессии, когда Даша ругалась «грязными» словами и реально пачкала всё вокруг. Автор статьи считает подтверждением смешения речевой и анальной функций то, что, выразив свою анальную агрессию в терапии, Даша освободилась от «элективного мутизма». Так же освобождению от симптома способствовало снижение страха Даши, связанного с отделением от матери, благодаря тому, что в терапевтическом процессе была принята и поддержана её агрессия в адрес матери. Это позволило девочке осознать и принять свою амбивалентность, справиться с чувством вины. Автор подчёркивает, что развитие символизации, появление игры и речи тесно связано с возможностью переносить амбивалентные чувства, а «симптом молчания» может служить защитой от распада объекта.

Таким образом, с точки зрения классического психоанализа, симптом селективного мутизма может быть связан с оральной и анальной стадиями развития, а также с трудностями сепарации и индивидуации. Молчание – это способ сохранить симбиотическую связь с матерью, выражение агрессии, защита от тревоги утраты объекта и форма всемогущего контроля. Работа с этим симптомом требует от терапевта особой чуткости к тем формам выражения, которые заменяют речь, а также готовности встретиться с сильными чувствами – тревогой, виной, агрессией, стыдом, которые стоят за молчанием.

Симптом селективного мутизма с перспективы концепции сепарации–индивидуации М. Малер

Следующая статья, которую рассматривает автор, была написана в 2013 году психоаналитиком З. Берко. Работа называется «Психические близнецы: психодинамическое лечение подростка с селективным мутизмом и его матери» (Berko, 2013).

Берко описывает случай 14-летнего подростка Джереми, страдающего селективным мутизмом. Мальчик перестал говорить вне дома в возрасте четырёх лет. Его речевая активность ограничивалась взаимодействием с матерью и младшим братом, с которым он общался исключительно в форме «таинственного шёпота». Остальные воспринимались Джереми как чужие и опасные. Он не отвечал на вопросы, избегал взглядов и как будто замерзал в социальной ситуации. Психотерапевт описывает, как в процессе терапии удалось постепенно разрушить его «внутреннюю тюрьму» и позволить ему вновь обрести голос.

В контексте психоаналитической теории М. Малер, Берко интерпретирует молчание Джереми как выражение нарушения процесса сепарации–индивидуации. Молчание становится символом фиксации на стадии симбиотической связи с матерью. Психологическая «слипленность» с матерью, страх утраты её и невозможность отделения становятся фундаментом симптома. Отказ от речи – это форма защиты от разрушения нарциссической целостности, от страха быть отвергнутым и покинутым.

Берко подчёркивает, что селективный мутизм Джереми был не только его симптомом, но и выражением патологической динамики в отношениях с матерью. Молчание выполняло функцию поддержания их симбиотического союза, в котором мать не чувствовала себя одинокой, а Джереми не сталкивался с необходимостью вступать в отношения с внешним миром. Автор также описывает, что мать подростка сама страдала от тревоги сепарации, переносила на сына свои страхи и бессознательно поддерживала его регрессию.

По мнению автора, в терапии важно было помочь Джереми осознать своё собственное «Я», отделиться от матери, обрести автономность и способность к установлению отношений. В процессе работы терапевт постепенно становился тем, кто «переносил» и «выдерживал» молчание, не требуя ответа, но создавая пространство, в котором речь могла появиться. Через рисунки, письма, телесные жесты, затем через шёпот и наконец голос Джереми начал формировать собственную субъектность.

Берко подчёркивает, что изменение симптома стало возможным только тогда, когда была понята его бессознательная функция – сохранение симбиотической связи, защита от сепарационной тревоги и поддержание чувства контроля над отношениями с матерью. Поняв эти бессознательные функции, терапевт смогла предложить новое решение – не разрушить связь, а трансформировать её. Таким образом, в статье Берко показано, что симптом селективного мутизма может быть связан с нарушением процесса сепарации–индивидуации, описанного М. Малер, и выполнять функции защиты от тревоги, утраты объекта, страха быть отвергнутым, а также служить способом поддержания слияния с материнским объектом. Психоаналитическая работа в этом случае направлена не столько на устранение молчания, сколько на восстановление процесса развития, на создание условий, в которых возможно безопасное отделение, развитие символической функции речи и формирование собственного «Я».

Клинический пример взгляда на симптом селективного мутизма с перспективы концепции переходного объекта Д. Винникотта

Третья статья, которую я хотела бы рассмотреть – это работа американского психотерапевта Дж. К. Янгермана; она называется «Синтаксис молчания: лечение элективного мутизма» (Youngerman, 1979). Автор статьи опирается на теории развития языка, ссылаясь на исследования С. Ариэтти, П. Гринакра, Х. Салливана, Р. Экштейна и других, а также на теорию Д. Винникотта о феномене переходного пространства и переходных объектов. В свете этих теорий автор статьи предполагает, что селективный мутизм – неудачная социализация, аналогичная энкопрезу и энурезу. Это «не психосоматическая дисфункция анальных сфинктеров, а психосоциальная дисфункция мускулатуры», не «добровольная» изначально, а вызванная развитием и материнским воспитанием под поистине добровольным контролем.

Таким образом, автор говорит о том, что «функциональный аналог элективного мутизма – не просто невозможность дефекации; это также невозможность посещать туалет». То есть ребёнок с элективным мутизмом часто не просто отказывается говорить: он открывает рот, но не там, где необходимо. Автор также рассуждает о возможных причинах селективного мутизма: «Возраст обучения речи также является возрастом обучения пользованию туалетом… Процессы взросления, происходящие одновременно, могут “отмечать” друг друга, а биологическая синхронизация может служить основным условием перемещения из одной системы функций тела в другую».

Таким образом, установки и конфликты, формирующиеся вокруг речи, могут оказаться спутанными с различными аспектами, связанными с приучением к туалету. В клиническом плане частые сопутствующие обстоятельства элективного мутизма – это недержание мочи и кала в дневное время, а также борьба с ребёнком относительно походов в туалет. В метафорическом аспекте субъектность элективного мутизма в шутку можно назвать «словесным запором».

По сути, как разговоры, так и пользование туалетом основаны на успешном согласовании матерью потребностей её ребёнка с требованиями мира других людей — это основные проблемы социализации. Может ли он поговорить и сходить в туалет сначала с ней и для неё, но потом без неё и для себя? Может ли он «сказать это» и «сделать это» сам, без матери? Когда и как речь достигает независимости от привязанности ребёнка к матери?

Это проявляется в том, что при появлении незнакомцев ребёнок перестаёт двигаться и говорить, демонстрируя поведенческую реакцию замирания.

Ребёнок слышит своё собственное воркование и бульканье, когда он берёт в рот грудь, кулак или одеяло. Сюсюканье матери успокаивающе подражает его лепету, и ребёнок также имитирует речь матери. Этот взаимный процесс «селективного воркования», или языкового зеркального отображения, необходим для преобразования воркования в колыбельные песни, которые позже могут стать любимыми. С этиологической точки зрения мы можем задаться вопросом, способствуют ли конкретные неудачи в языковом отображении развитию элективного мутизма. В рамках этого зеркального отображения матери и ребёнка активный элемент с вовлечением окружающего мира подчёркивается концепцией переходных явлений. Мать даёт ребёнку то, что он способен взять и, самое главное, способен переделать в личное и особенное творение, успокоить свои страхи, а также связать себя с «не-материнским» остальным миром. Не только плюшевые мишки и одеяла, но ещё и воркование, бормотание и газоспускание могут быть возможными переходными явлениями для отдельно взятого ребёнка. В случае с Дж. разрыву «симбиотической привязанности» не предшествовало ни одного осознанного решения с её стороны, а только ощущение, что «мама, несмотря на утверждение обратного, не хочет, чтобы дочь общалась с другими, заводила друзей, контактировала с внешним миром». Обнадёживающим в этой ситуации автор считает тот факт, что, несмотря на это, Дж. игриво махнула рукой на прощание. Таким образом выражалась молчаливая связь, которую удалось установить. И с учётом последнего действия, которое осталось незамеченным матерью, Дж. удалось нарушить установленный матерью запрет на общение с другими людьми, «отличными от матери».

Обобщение психоаналитических взглядов на симптом селективного мутизма

Все три описанных выше случая подчёркивают, что молчание ребёнка может быть понято не только как тревожный симптом, связанный с внешней ситуацией, но и как глубоко символическое поведение, отражающее внутрипсихические конфликты, дефициты в развитии, амбивалентные отношения с объектами и защитные механизмы. Во всех случаях речь идёт не об отсутствии речи как функции, а об отказе от её использования в определённых отношениях и ситуациях.

Молчание может быть связано с оральной или анальной стадией развития, с конфликтами вокруг отделения от матери, с агрессией, направленной на объект, или на себя, на самость, с защитой от тревоги утраты и стыда. В каждом случае симптом выполняет сложную, многослойную функцию: он одновременно защищает и выражает, изолирует и формирует, разрушает и связывает. Работа с этим симптомом в психоаналитической терапии требует не только внимательного отношения к проявлениям молчания, но и способности выдерживать тишину, слышать за ней послание и помогать ребёнку символизировать свой опыт, в том числе с помощью игры, рисования, телесных проявлений и, в дальнейшем, слов.

Таким образом, симптом СМ(ЭМ) в психоаналитическом подходе рассматривается как:

— форма регрессии и сохранения симбиотической связи с объектом;

— способ выражения агрессии и контроля в условиях внутреннего конфликта;

— защита от сепарационной тревоги, стыда, вины, страха разрушения объекта;

— дефицит в развитии символической функции, обусловленный ранними нарушениями взаимодействия.

Во всех описанных случаях важнейшим фактором симптомообразования становится мать: её тревожность, амбивалентность, невозможность выдерживать агрессию, сепарацию, её потребность в слиянии с ребёнком. Симптом в этом смысле не может быть понят как изолированное поведение ребёнка — он является частью семейной системы и отражением внутренней структуры отношений.

Работа с симптомом в рамках психоаналитической терапии направлена на:

— осмысление функций молчания в психической жизни ребёнка;

— создание пространства, в котором симптом может быть понятым и преобразованным;

— развитие способности к символизации и автономии;

— формирование нового способа быть в отношениях – без необходимости молчать.

В психоаналитическом подходе терапевт не стремится «заставить говорить», его задача – понять, что выражается через молчание, какие чувства и страхи за ним стоят, и как их можно вынести, переработать и выразить в другой форме. Молчание рассматривается как значимый язык, как способ «говорить без слов», и только тогда, когда оно признано и понято, может появиться настоящая речь.

Работа с симптомом СМ(ЭМ) в психоаналитическом ключе требует высокой чувствительности терапевта к бессознательным процессам, развёртывающимся в пространстве сессии. Контрпереносные переживания, возникающие в ответ на молчание ребёнка, становятся важнейшим диагностическим инструментом: терапевт может почувствовать в себе тревогу, раздражение, ощущение собственной незначимости, бессилия. И это становится тем, что чувствует ребёнок, тем, что он не может выразить словами.

Таким образом, психодинамическая терапия СМ(ЭМ) – это не коррекция поведения, а восстановление развития, переработка ранних травм и возвращение ребёнку способности быть в отношениях, чувствовать и выражать, играть и говорить.

Исторический анализ формирования представлений о селективном мутизме (СМ/ЭМ) показывает, что на протяжении более чем ста лет наблюдалась эволюция от описаний его как частного случая истерии или добровольного молчания до признания его самостоятельным симптомом, требующим специального изучения и психотерапевтического лечения.

Современные классификации, такие как МКБ-11, выделяют СМ в отдельную нозологическую единицу, относя его к тревожным расстройствам детского возраста. Научные исследования последних десятилетий преимущественно сосредоточены в русле когнитивно-поведенческой парадигмы и психофармакологии. Вместе с тем, количество публикаций, выполненных в психоаналитической традиции, крайне ограничено.

Обзор психоаналитических публикаций показывает, что психоанализ предлагает уникальную перспективу понимания симптома как символического послания, имеющего бессознательный смысл, связанный с динамикой привязанности, агрессии, тревоги, сепарации, а также с ранними нарушениями развития.

Анализ трёх клинических случаев, представленных в психоаналитической литературе, позволяет выделить несколько ключевых моментов:

— во всех случаях симптом связан с отношениями с матерью и её эмоциональной доступностью;

— симптом выполняет функцию защиты, регрессии, выражения агрессии и сохранения симбиотической связи;

— молчание отражает трудности сепарации, дефицит символизации, страх утраты объекта и разрушения самости;

— психоаналитическая работа направлена не на устранение симптома, а на восстановление развития, формирование субъектности, способность к аффективной регуляции и речевому выражению.

— влияние семейной системы, враждебно настроенной против внешнего мира.

Современная клиническая практика всё чаще демонстрирует, что эффективная работа с СМ требует сочетания методов. Однако, даже в рамках интегративного подхода, именно психоаналитическая перспектива позволяет сохранить уважение к внутренней логике симптома и избежать насильственного устранения того, что несёт защитную и символическую функцию. Таким образом, психоаналитическое понимание может служить смысловой и этической основой для построения интегративной терапии.

Несмотря на различия теоретических школ внутри психоаналитического направления, можно выделить ряд общих положений: симптом селективного мутизма связан с трудностями сепарации, с нарушением символической функции, с амбивалентными чувствами и необходимостью сохранить связь с объектом. Эти смыслы, обнаруживаемые в психоаналитическом подходе, становятся неотъемлемой основой для дальнейшей интеграции терапевтических вмешательств.

Интегративный подход в терапии селективного мутизма: современные клинические случаи

Современная клиническая практика всё чаще демонстрирует, что успешная терапия селективного мутизма требует сочетания методов. Помимо психодинамической работы, активно включаются регламентированные формы вмешательства, фармакологическая поддержка, семейная терапия и игровое взаимодействие. Однако даже в этих интегративных форматах сохраняется потребность в глубинном понимании симптома.

В случае 9-летней девочки, описанном Фернандес и Сугай (Fernandez, Sugai, 2016), психодинамическая игровая терапия стала пространством, в котором ребёнок, полностью молчавший в школьной и внешней среде, начал выражать переживания через символическую игру. В построенных сюжетах повторялись мотивы изоляции, разрушения, потери и восстановления контроля. Эти сцены стали основой для проработки чувств тревоги и бессилия. На фоне формирования устойчивого терапевтического альянса девочка начала говорить сначала в игре, а затем и в диалоге с терапевтом. Симптом исчез не как результат директивного вмешательства, а как следствие символизации внутреннего опыта и восстановления возможности быть в отношениях.

В описании П. Ун (Un, 2010) представлен случай 5-летней девочки, для которой было характерно молчание вне семьи и выраженная застенчивость. Использовалась драматерапия в сочетании с техникой постепенного приближения к тревожащим ситуациям. Ребёнок участвовал в импровизациях, в которых изображала персонажей, похожих на себя: молчаливых, прячущихся, наблюдающих. Через телесное и образное взаимодействие она постепенно стала использовать шёпот, а позже и голос. Важно, что терапия была выстроена не как тренинг, а как поддержка процесса самовыражения. Хотя работа не позиционировалась как психоаналитическая, в ней можно увидеть элементы символизации и контейнирования.

В другой работе (Gul, Yildiz, 2022), терапевтическая работа с 7-летней девочкой с СМ и когнитивными нарушениями велась в мультимодальном формате: включала психотерапию, логопедическую коррекцию, обучение родителей и адаптацию школьной среды. Основной задачей было восстановление чувства безопасности и формирование доверительных связей, в которых ребёнок мог бы рисковать проявлять речевое выражение. Отслеживалась динамика привязанности, взаимодействия с матерью и уровень регрессии. Речь начала появляться параллельно с улучшением саморегуляции и снижением тревоги. Работа с симптомом в этом случае была невозможна без внимания к его эмоциональной и реляционной подоплёке.

Многочисленные клинические наблюдения последних лет (см. например, Ale et al., 2013) подтверждают, что внешне управляемые техники не всегда эффективны сами по себе. Терапия требует гибкости, чуткости и готовности учитывать глубинные переживания, связанные с тревогой, агрессией и сепарацией. Именно эти элементы составляют ядро психоаналитического подхода, даже если он не заявлен как основной.

Таким образом, интегративный подход не исключает психоаналитического взгляда, а наоборот – подтверждает его необходимость. Психоаналитическое видение позволяет понять, что симптом – это не просто нарушение поведения, а способ существования в отношениях. Он придаёт терапии глубину, этическую направленность и уважение к внутренней логике симптома, что особенно важно в работе с детьми.

Важно уточнить, что игровая терапия с психодинамической направленностью, описанная в современных исследованиях, отличается от классического детского психоанализа. Хотя оба подхода используют игру как основной канал выражения, психоанализ с детьми предполагает аналитическую позицию, систематическую работу с переносом, интерпретации и большую частоту сессий. Психодинамическая игровая терапия же чаще представляет собой более гибкий подход, контейнирующее терапевтическое пространство, где символическая игра понимается как путь к восстановлению развития, а не как объект интерпретации. Тем не менее, в обоих случаях работа направлена на осмысление бессознательных смыслов симптома и их переработку в контексте терапевтических отношений.

Заключение

Симптом селективного мутизма, рассмотренный сквозь призму различных психоаналитических теорий, раскрывает свою многоуровневую природу: он отражает регрессию, защиту от сепарационной тревоги, агрессию и нарушение символизации. Теоретическое понимание симптома становится фундаментом для терапевтической работы, пример которой будет подробно рассмотрен в моей следующей статье.

Селективный мутизм – это не только поведенческий симптом, но и отражение глубинных психических процессов: тревоги, агрессии, нарушенной символизации, регрессии, проблем сепарации и амбивалентных отношений с объектами. Психоаналитический подход предлагает уникальную рамку для понимания этих явлений, позволяя рассматривать молчание как язык бессознательного, защитный механизм и форму существования в отношениях.

В то же время современная клиническая практика всё чаще демонстрирует эффективность интегративных терапевтических стратегий. Сочетание психодинамической работы с поведенческими техниками, игровыми методами, семейной терапией и поддержкой школьной среды позволяет гибко реагировать на потребности ребёнка. Важно, чтобы даже в этих комбинированных подходах сохранялась чувствительность к внутренней логике симптома, его символической и защитной функции.

Психоаналитическая перспектива не противопоставляется другим подходам, а углубляет их, придавая терапии этическое и смысловое измерение. Уважение к молчанию как форме выражения, готовность сопровождать ребёнка в его темпе, внимание к бессознательным динамикам – всё это становится основой эффективной и гуманной помощи.

Таким образом, интегративная терапия селективного мутизма, включающая психоаналитическое понимание, оказывается наиболее адекватным ответом на сложность этого симптома, позволяя не только устранить внешние проявления, но и восстановить нарушенный ход развития ребёнка.

Psychodynamic Understanding of Selective Mutism: from Classical Theories to the integrative Clinical Practice

Abstract

This article explores selective mutism in children from a psychoanalytic perspective. It discusses three psychodynamic conceptualizations of the symptom: within Freud's drive theory, Mahler’s separation-individuation theory and Winnicott’s concept of the transitional object. The author demonstrates that mutism is linked to regression, difficulties in symbolization, separation anxiety and aggression through the analysis of clinical cases. The potential of integrative therapy is discussed emphasizing the value of preserving a psychoanalytic perspective.

Keywords: selective mutism, psychoanalysis, symbolization, separation, aggression, play, silence, psychodynamic therapy.