История

Говорить об эволюции моей работы в качестве танцевального терапевта, означает говорить о моей собственной эволюции, поскольку эти две вещи естественным образом взаимосвязаны. Проще говоря, движение было для меня источником и выражением моей истинной самости. Оно являлось выражением моих радостей, моей борьбы и моей печали. Это моя связь с творческими энергиями жизни.

Вскоре, после получения степени магистра по танцевальной терапии, я решила получить психоаналитическое образование. Даже в качестве начинающего психотерапевта я уже осознавал то, что я в дальнейшем научился понимать как перенос. Я всегда знала, что движение человека не может быть отделено от полного опыта всего его существа. Все больше и больше я приходила к пониманию того, что уникальная жизнь каждого человека, его жизненный опыт и его восприятие себя могут быть вновь пережиты и проиграны в терапевтическом контексте. Прорабатывая трансферентный аспект отношений, двигательные изменения могут быть интегрированы в целостный опыт человека. Таким образом, достигаются психические изменения и реструктуризация, а не просто отдельные движения заученных вариантов поведения.

Период моего обучения на психоаналитика совпал с интереснейшим периодом развития в психоанализе: с исследованиями психологии самости. Исследование теорий развития продвигались все дальше и дальше в раннее детство, что давало большую ясность и понимание того, как ребенок развивается и становится уникальной личностью.

Когда мы говорим о самости, мы говорим о непрерывности бытия, о первичном ощущении существования. Точно также как эмбриону необходима плацента для того, чтобы расти и получать питание, каждый младенец нуждается в удерживающем окружении (holding environment) и эмпатичных объектах, чтобы расти и развивать ощущение своего бытия. Таким образом, парадокс самости заключается в том, что она нуждается в другом человеке. Все, что младенец приносит с собой в мир, оформляется в дальнейшем через его взаимодействие с ранним материнским окружением. Моя собственная работа с пациентами и опыт материнства привели меня к выводу, что самость является хореографическим продуктом уникального танца между младенцем и матерью, в который в дальнейшем входят отец и другие значимые другие.

Малер (1975) отмечает, что младенец - это ребенок конкретной матери, и подчеркивает важную роль откликаемости для создания определенного младенца определенной матери. Благодаря своему клиническому опыту я пришла к убеждению, что процесс обмена репликами в танце является гораздо более взаимным. Каждый конкретный клиент пробуждает свою историю взаимоотношений с матерью через взаимоотношение с психотерапевтом. Мое обучение и супервизия студентов по танцевальной терапии только подкрепило это предложение. Таким образом, чем более способной является мать/психотерапевт в том, чтобы ясно увидеть уникальность ребенка/пациента, который перед ней, освободившись от собственных проекций или от неудовлетворенных потребностей прошлого, тем более образ ребенка/пациента будет соответствовать своему реальному существу. Точное и согласующееся с реальностью отзеркаливание со стороны матери/терапевта обеспечивает ощущение непрерывности процесса существования, кторое мы называем самостью.

Эмпатический объект, интернализованный в качестве ощущения благополучия, является основанием чувства существования и способности заботиться о себе, а, в дальнейшем, любить и осуществлять заботу о другом человеке. Если на начальном этапе жизни мать не отзывчива или ее реакции имеет атакующий характер, происходит нарушение ощущения непрерывности и слишком рано появляется осознание "отдельности" и понятие "другого". Подобные переживания интернализуются как патологические интроекты. Чем раньше и разрушительнее этот процесс, тем меньше у человека ощущение непрерывности чувства самости. Вместо этого, существуют фрагменты, ощущение разрушенности, паники и ужаса.

Самое раннее самоощущение, чувство самости тесно связано с телесными ощущениями, которые включают как внутренние переживания, так и материнские действия. Когда окружающая среда оказывается слишком разрушительной, тело само по себе воспринимается как враг, потому что оно становится тем местом, где накапливаются преимущественно негативные интроекты и избыток не нейтрализованной агрессии. Я пришла к выводу, что чем больше способность терапевта контейнировать, реорганизовывать, обезвреживать подобный негатив, тем больше у пациента возможностей реалистично ощущать свое телесное Я.

Таким образом, я, как терапевт пришла к выводу, что я должна быть не только эмпатичным и надежным объектом, но и стремиться к тому, чтобы адекватно работать с патологическими интроектами по мере того, как они проявляются в переносе и в сопротивлении, поскольку эти проявления искажают реальность и препятствуют интернализации более положительных репрезентаций самости и объекта. Временами, мой эмпатический отклик ощущается пациентом как болезненный. Это похоже на то, как если бы любовь и забота стали конфликтными состояниями их существования. Для этих пациентов получение материнской любви означало необходимость отрицания собственных потребностей в заботе. Забота напоминает им, что либо им не разрешали отделяться, либо их вынуждали к сепарации в слишком раннем возрасте. В таких случаях пробуждаются интенсивные чувство гнева и уязвимости.

Как психотерапевт я должна быть подготовлена к проявления гнева. Проработка проекций, постепенно ведет к тому, что пациент воспринимает терапевта как отдельную личность. Это явление также может пробудить сильный гнев, так как оно подрывает желание пациента отрицать первоначальную потерю и последующую ненависть по отношению к себе за то, что вызвал отвержение. Это заставляет расстаться со всемогущей фантазией о полном воссоединении со все-любящей матерью и ведет к глубокому гореванию и плачу, что помогает завершить процесс сепарации-индивидуации. Для данных пациентов это подлинное психологическое рождение.

Развитие теории объектных отношений и ее связь с танцевально-двигательной терапией

Растущий интерес к теории объектных отношений отражает усиливающееся направление в дальнейшем развитии психоаналитической мысли и практики. Девальд (Dewald, 1976) отметил, что "концептуальное понимание роли аналитика в психоаналитическом процессе подвергается постоянному изменению и уже ушло от образа нейтрального, пассивного, безучастного зеркала, который лишь посредством интерпретациий обеспечивает пациента инсайтом. Психоаналитическая ситуация все чаще рассматривается как активный и развивающийся процесс между двумя участниками" (с. 215-216).

Такая ориентация в терапии с детьми выделилась благодаря работам Маргарет Малер и Дональда Винникотта. На ее применение в отношении взрослых серьезно повлиял Ханс Кохут в США, а также Рональд Фэйрберн, Дональд Виникотт и Гарри Гантрип в Англии. В практику танцевально-двигательной терапии, описываемой в данной статье, были интегрированы работы этих теоретиков школы объектных отношений, а также юнгианских аналитиков, работающих в русле теории объектных отношений: Майкла Фордхама в Англии и Натана Шварц-Саланта в США.

Фрейдовских психоаналитиков можно рассматривать как развивающих Эго-психологию и межличностную теорию Гарри Салливана (1953). Такие Эго-психологи, как Анна Фрейд (1966), Хайнц Хартманн (1958) и Эрик Эриксон (1958) продемонстрировали важность каждой фазы последовательного развития в организации и благополучии индивида. Каждая предыдущая фаза рассматривается как обеспечивающая фундамент для последующих стадий в жизни. Анна Фрейд (1966) выделила оральные и анальные проблемы, а также сформулировала несколько других основополагающих линий развития. Основываясь на ее идеях, Эриксон (1963), в своей работе "Восемь стадий человека", выделил стадии психосоциального развития, рассматривая их как равноценные. Салливан (1953) отметил важность самости, указал на ее истоки в межличностной жизни и необходимость поддержания стабильности самости как системы в межличностных отношениях на протяжении всей жизни.

Стремясь к углублению понимания того, как развиваются патологические структуры, теоретики объектных отношений начали фокусироваться на первых трех годах жизни. Начальные годы жизни сейчас рассматриваются чуть ли не под микроскопом, для того, что бы лучше понять специфические нужды и потребности терапии индивида с ранними травмами. Все большее количество клиницистов приходят к выводу, что аутичным и психотическим детям, подросткам и взрослым, людям с пограничными состояниями и патологическим нарциссизмом, с задержкой психического развития или недоразвитием, - всем им может помочь подобный взгяд. В то время как другие теоретические подходы в этих случаях терпят по большей части неудачу.

Область танцевально-двигательной терапии во многом согласуется с теориями объектных отношений и психологии самости Х. Кохута.. Те же потребности, которые вывели эти теоретические разработки на первый план глубинной психологии, также перевели и ТДТ из едва оперившейся профессии, из чего-то странного в начале 60-х годов, в разряд очень серьезного направления в психотерапии. Те же самые вопросы, касающиеся лечения ранее обозначенной категории больных, привели танцевальных терапевтов в клинические учреждения (Lewis-Bernstein, 1979) и поставили их на один уровень с более традиционными глубинными психотерапевтами, которым не всегда удавалось эффективно лечить пациентов с серьезными нарушениями (Siegel, 1979).

Двигательные терапевты давно поняли и использовали положение, что телесные движения являются первичным способом коммуникации. С познавательной точки зрения наиболее фундаментальный способ организации и интеграции фаз развития происходит через активное познание, где телесное ощущение и двигательные взаимодействия являются первоначальными источниками обучения. Задолго до того, как младенец понимает, что говорится словами он чувствует нюансы физических действий своей матери. Память об этом раннем опыте находится на довербальном уровне, поскольку в течение первых месяцев жизни центральная нервная система еще не достаточно развита для более сложной вербальной памяти. Винникотт пишет об этой ранней симбиотической фазе: "она довербальна, что ее невозможно выразить словами" (1971, с. 130). Таким образом неосознанно выполняемое движение может более эффективно, чем традиционное словесное высказывание, так как оно непосредственно пробуждает ассоциативную память и позволяют пережить опыт первичного взаимодействия с объектом, что часто бывает необходимо (Greenson, 1967).

Танце-двигательный терапевт учиться взаимодействовать с пациентом и отвечать на базовом, телесном уровне. Способность психотерапевта интерпретировать позиции тела, дыхания и движения в контексте развития человека и его объектных отношений способствует развитию переноса и дает возможность постепенно работать с травмами раннего развития. Как раньше, так и сейчас, танце-двигательного терапевта часто просят заниматься с теми людьми, которые страдают органической дисфункцией и функциональной регрессией и находятся на невербальном уровне взаимодействия. Опыт показывает, что аутичные, психотические пациенты, и люди с органическими поражениями в действительности способны быть глубоко вовлеченными в терапевтический процесс при помощи танцевально-двигательной терапии. Хотя многих двигательных терапевтов часто нанимают в качестве дополнительного терапевта, потенциальные возможности использования этих техник очень часто выводят их на основные позиции, делают такого специалиста основным психотерапевтом, а саму эту работу основным терапевтическим фокусом.

Последующее обсуждение является попыткой интегрировать основные теории объектных отношений с теориями и техниками танцевально-двигательной терапии и разъяснить непосредственные связи между фундаментальными положениями и работой в контексте танцевально-двигательной терапии и теорией объектных отношений. Два случая из психотерапевтической практики проиллюстрируют применение теории объектных отношений в двигательной терапии.

Концепции

Взгляд на индивидуума

В 1971 году Гарри Гантрип писал: "Наивно думать о примитивном Ид, что оно управляет социализированным Эго и наоборот. Мы должны думать о психосоматически целостном человеке, в котором судьба организма гораздо более сложно определяется его психической самостью. Психическая самость использует тело как для символического самовыражения, так и для непосредственного действия, а также для обоих этих функций вместе как психосоматического целого (с. 86-87). Холистическое видение человека как на целостности тело-сознание имеет давнюю историю в танцевально-двигательной терапии (Lewis-Bernstein, 1979, 1981). Такая перспектива особенно важна, когда мы исследуем раннее развитие самости человека и взаимодействие мать-ребенок. "Начало нашего ощущения индивидуальной идентичности и сепарация от объекта происходит при помощи наших телесных ощущений. Их ядром является образ тела, который состоит из достаточно стабилизированного и преобладающего либидозного катексиса в центральной и периферической частях тела" (Mahler, 1968, с. 36). Виникотт (1965) и Фэйрберн (1976) также подтверждают, что первичная интеграция приходит через кинестетическое ощущение и движение. Начальное интерперсональное взаимодействие происходит во взаимном телесном контакте.

Онтогенез самости с точки зрения объектных отношений

Первая стадия развития объектных отношений основана на взаимосвязи с материнским объектом как с частичным объектом (лицом, телом и грудью). Мать еще не воспринимается как целостный человек. Младенец ощущает себя всемогущим, когда создает частичный объект или объект самости (self-object), как Кохут и Вольф (1978) определили это явление. Первые недели младенец проводит в состоянии, которое Шпиц классифицировал как коэнестетическое ощущение - это опыт висцерально недифференцированной матрицы самость-объект. На этой стадии существует абсолютный первичный нарциссизм, поскольку отсутствует осознание материнского объекта (Mahler, 1968, с. 11). Малер использует метафору птенца в яйце, который еще не вылупился в мир отношений.

Малер описывает следующую фазу, которая продолжается от 2,5 до 6 месяцев, в которой существует двойное единство. Внутри этой симбиотической орбиты существует нормальный нарциссизм, определяемый как "катексис целостности самость-объект с позитивной аффективной ценностью" (Blanck & Blanck, 1979, с. 57). Здесь постепенно начинается дифференциация в образе тела, происходит сдвиг от интрацептивного (обращенного вовнутрь) фокуса на живот (Winnicott, 1965) к ощущению периферических частей тела. Это необходимое условие для формирования телесного Эго (body-ego) (Малер). Эти внутренние ощущения полноты или пустоты, связанные с животом, становятся источником "чувства самости, вокруг которого развивается "чувство идентичности" (Greenacre, 1958; Mahler, 1957, 1967; Rose, 1964, 1966). Проприоцепция также имеет жизненно важную роль и служит для того, чтобы "передавать первые проблески примитивного ядра телесного Я (Mahler & McDevitt, 1982).

Постепенно ребенок приходит к пониманию того, что "другие меня видят и отражают мои реакции". Через этот процесс отражения ребенок начинает чувствовать, что он воспринимается в своей неповторимости, что его любят как отдельного человека. Ощущение существования развивается как некое направление его бытия. Малер называет это "процессом сепарации-индивидуации". В своей работе она выделяет три подфазы этого процесса, разворачивающегося с 6 до 30 месяцев. На первой подфазе дифференциации происходит формирование границ тела и появляется ощущение отделения физического Я от окружающей среды. Следующий шаг - подфаза практики, характеризуется активным передвижением в пространстве. Младенец ползает, начинает уходить от матери, затем опять возвращается, чтобы убедиться, что она существует и любит его. Здесь, пространственная дистанция - способ тренировки, практики реального отделения от объекта.

Кохут описывает взаимосвязь мать-ребенок в этой фазе как отзеркаливание объекта самости, которое характеризуется откликом объекта и подтверждением присущего ребенку ощущения энергии, величия и совершенства (Kohut & Wolf, 1978, с. 414).

Третья подфаза воссоединения начинается примерно в возрасте 18 месяцев. Лучше всего ее можно описать как желание ребенка, "чтобы его мать разделила с ним каждое приобретение нового навыка или опыта" (Mahler, 1968, с. 25). "Посмотри, мама, посмотри, что я могу делать!" Это типичное требование ребенка, в то время как он ищет зеркального одобрения его растущей способности к движению и деятельности. Кохут определяет объект как идеализированный имаго родителя. Из этого фантазийного, слитого с инфантильным, магическим и всемогущим родительским объектом и развиваются реалистичная самооценка, идеалы и таланты ребенка (Kohut & Wolf, 1978).

Нарциссические образования служат потребности сохранять мать как обеспечивающую "хорошее" окружение для роста. Происходит расщепление самости и объекта на "хорошую" и "плохую" части, которые можно определить как "хорошая самость" и "плохая самость", "хороший объект" и "плохой объект" (Blanck & Blanck, 1979). Все это в конце концов интернализуется на фазе постоянства объекта. Здесь мы имеем прогрессию развития от способности ребенка быть в одиночестве в присутствии матери (Winnicott, 1971) к способности удерживать позитивный объект в памяти не зависимо от того, присутствует она физически или нет. Таким образом, развивается способность заботиться о себе или быть самому себе поддерживающим родителем.

Телесно-двигательные объектные отношения в континууме дисфункции здоровья

Дальнейшее описание развития объектных отношений и чувства самости совершенно явно утверждает важность телесно-двигательной взаимосвязи между матерью и ребенком.

Присутствие "достаточно хорошей матери" в "развивающем окружении" (facilitating environment) позволяет произойти процессу взросления. В результате, ребенок имеет реалистично-позитивное чувство самости и способность взаимодействия в мире (Winnicott, 1971). Такой ребенок способен реалистично оценивать в себе как хорошее, так и плохое в себе и в других (Klein).

Сазерленд (Sutherland, 1980) и Винникотт отметили особое значение первичной материнской озабоченности как фактору, определяющему настройку на телесные потребности и ритмы ребенка. Винникотт рассматривал держание (holding) и обращение руками (handling) в качестве жизненно важного элемента двигательного взаимодействие, то есть того как держат ребенка, и как его берут руками, перекладывают, пеленают и т.д. Держание отражает материнскую способность идентифицироваться со своим ребенком и обеспечивать ему необходимую безопасность. Оно необходимо для интеграции разных составляющих его развития. Неправильное, недостаточное держание вызывает у ребенка ощущение дезинтеграции, распадения на куски, ощущение, что нет никого, кто может удержать его самость единой. Патологическое ощущение уничтожения и не-существования возникают в подобных клинических картинах (Sutherland, 1980, с. 849). Дети и взрослые ищут компенсации через царапины, ушибы головой, повышение температуры. Обращение с ребенком руками способствует персонализации и формированию психосоматического гештальта. Дефект в этой области взаимодействии матери и ребенка ведет к расщеплению тела и Эго и вызывает отсутствию опыта обретения существования. Телесные функции не воспринимаются как часть себя. В результате имеет место пониженный тонус мышц и недостаточная координация (Winnicott, 1971, а, б). Малер (1968) описывает недостаточность материнского интереса к телу ребенка при некоторых формах ранней патологии. Фэйрберн (1976, 1980) приписывает развитие патологии неспособности матери дать младенцу опыт "любви к нему ради него самого".

Кохут (1977) выделяет много причин неадаптивной материнской заботы. Среди них: ребенок не рассматривается как некто, кто вызывает любовь и желание прикоснуться; ребенок рассматривается исключительно, как продолжение грандиозной нарциссической самости матери или матери, которая слишком опекает в затянувшемся симбиозе, за которым следует разлука или отвержение. Вне зависимости от специфической этиологии, если нарушения возникают, когда отсутствует дифференциация самости и объекта, т.е. во время симбиотической фазы развития, то самость фиксируется на состоянии нарциссичеcкого всемогущества. (Mahler, 1968, Kohut, 1977)/ На этой стадии объекты остаются расщепленными - либо абсолютно хорошими, либо плохими. Обычно ребенку легче обвинить себя и идентифицировать себя как плохого, негодного и нелюбимого, чем воспринять первичный объект как плохой и осознать, что мать не может обеспечить ему достаточно хороший уход и заботу. При этом не возникнет реалистичное чувство самости и Эго-идеал. Психическая энергия остается привязанной к архаичным структурам, и это вызовет смещение катексиса с объекта самости на тело, что ведет к психосоматической дисфункции. Желание воссоединения с идеализированным родительским имаго доминирует и проявляется как буквальное телесное переживание слияния с первичным объектом (Kohut, Малер, Guntrip). При самых серьезных нарушениях действуют примитивные защиты, такие как: отрицание, дедифференциация, безжизненность тела. В таких случаях индивид не способен отделить себя даже от неодушевленных объектов.

Теоретические формулировки

Психоаналитически ориентированные методы диагностики объектных отношений через наблюдение телесного движения

Диагностические профили телесного движения основаны на системе анализа и нотной записи движения Лабана (1947, 1960). Они стали неотъемлемым инструментом современных танцевально-двигательных терапевтов, который используется для тестирования и оценки нормальных и клинических случаев с младенчества до взрослого возраста (Bartenieff, 1981; Levis-Bernstein, 1973а, 1973б, 1975б, 1981). Психоаналитик Джудит Кестенберг (1965, 1967а, 1967б, 1975, 1977, 1979) расширила концепции Системы форм-усилий Лабана и соотнесла с линиями развтия Анны Фрейд, со структурной и динамической точками зрения, а также с теориями Малер и Винникотта. Ее двадцатилетнее исследование взаимодействия между матерями и детьми на протяжении двух поколений было частично задокументировано. (Kestenberg, 1965, 1967; Kestenberg & Sossin, 1979).

Вкратце, ритмы течения напряжений (свободное чередование течения и сокращения группы мышц - агонистов) и связанное течение (сокращение мышц агонистов и антогонистов) работает как аппарат биологической защиты и служит для разрядки влечений. Свободное течение, или беспрепятственное движение, проявляется в условиях безопасности, в то время как напряженное и прерванное движение существует, когда есть опасность для организма. Продолжительный связанный поток или стрессовая симпатическая реакция при стрессе "дерись или беги" проявляется как в напряженных и обездвиженных конечностях так и в телесных блоках, зажимах в области торса. Слишком много свободного течения или ощущения безопасности способствует потенциальной опасности, если индивид не способен по-разному обращается с различными объектами в своем окружении.

Поток форм (shape flow) порождает моторные реакции на позитивные или негативные стимулы. Это характеризуется чередованием между расширением и сжатием во время вдоха и выдоха. Когда торс увеличивается в размере во время свободного течения, тело индивидуума находится в большем контакте с общей окружающей средой. Это подобно тому, как в атмосфере доброты или в общении с хорошим поддерживающим объектом человек расширяется, раскрывается. Во время сжатия индивидуум закрывается от окружающей среды (подобно тому, как человек сжимается во время переживания ужаса или при столкновении с недоброжелательным объектом).

Поток форм может быть полярным и включать симметричный глобальный ответ, связанный с увеличением и сокращением в трех измерениях. (Они определяются как расширение-сужение в горизонтальном плане, удлинение-уменьшение в вертикальном плане, выпуклость и вогнутость в сагитальном плане). Течение телесных форм может быть дискретным и направленным в ассиметричный однополярный поток форм. Например, расширение в сторону одного или уменьшение вниз от другого, пугающего объекта, который находится над головой. Чем более четкой является эта ответная реакция, тем более отчетливее связь с собой и другим.

Точно также поток телесных форм служит способом переноса либидозного и агрессивного влечения с себя на объекты во время моторной разрядки Ид. Здесь ритмы потока напряжения (например, служащие оральному сосанию или кусанию, игровым амбивалентным анально-либидозным и анально-садистским дефекационным напряженным движениям, уретрально-либидозному непрерывному течению и более садистким прерывистым ритмам контроля за мочевым пузырем, а также связанным с эдиповой фазой внутренним генитальным, фаллическим и генитальным моторным разрядкам - все они обеспечивают изменения формы тела - потока форм. Поток форм необходим, чтобы устанавливать связь с объектом. Например, младенец расширяется асимметрично в потоке форм по направлению к материнской груди. При этом можно наблюдать и небольшую область тела (рот): во время сосательной фазы орального ритма рот всасывает молоко, происходит сжатие формы, а когда молоко попадает в рот, наступает фаза релаксации и освобождения и рот расширяется по форме.

Направленная форма (directed shape) (допустим, дугообразные или вращательные движения в горизонтальном, вертикальном или сагиттальном направлении) соотносятся с обеспечиваемых Эго способами научения во взаимодействии с объектами и с защитами от объектов. Через направленную форму эти изменения простираются в пространстве. В плоскости пространственной ориентации и коммуникации ребенок может двигать своей рукой горизонтально, в стороны поперек своего тела, для того, чтобы прикоснуться и схватить сосок матери в то время, как он сосет другой сосок. Направленные движения вверх и вниз ассоциируются с контролем веса и гравитации. Направленные движения вперед и назад ассоциируются с временными аспектами (Kestenberg, 1975).

Телесные формы и их течение отражают проявления аппарата Эго в сложных объектных отношениях и могут быть соотнесены с Супер-Эго и Эго-идеалом. Здесь индивид существует не в одном или двух измерениях, как при направленной форме, а в трех измерениях.

Мы можем наблюдать качественные различия у матерей в том, как каждая мать вытягивает руки вперед, радуясь и приветствуя ребенка, и как она задействует свои руки и торс, обнимая дитя. Здесь телесные формы связаны с тремя измерениями: это расширение -сжатие, ротация вовне и внутрь и абдукция-аддукция (т.е. отведение-приведение мышц). Данные телесные проявления непосредственно связаны с держанием и обращением руками.

Моторная адаптация Эго к пространству, весу и времени (темпу) называется "усилием". Качество усилия служит посредником между потоком напряжения влечений Ид и обеспечивает динамику принятия той или иной формы человеком в связи с тем или иным объектом. Например, движется ли мать напрямую к своему ребенку, или она идет не направленно и использует больше окружающей среды для адаптации к пространству? Использует ли она легкость или силу? Движется ли она с ускорением или с замедлением, адаптируясь к темпу?

Демонстрацию, при которой характеристики ритмических течений, потоков формы, формы направления, принятия какой-либо формы и усилий тесно связаны друг с другом, можно интерпретировать психодинамически как репрезентацию успешной адаптации объектных отношений. Несоответствие этих элементов демонстрирует интра- и интер-структурный конфликт между Ид, Эго и Супер-Эго. (см. Таблицу 1., где изображено развитие структурного соответствия этих параметров телесных движений). Например, может казаться, что мать держит своего ребенка, как будто она его кормит или нянчит, где ее руки и торс задействуют требуемую Эго форму. Но если ее дыхание не соответствует дыханию младенца, поскольку проистекающие из Ид потоки напряжения и формы не согласованы, то мать дает ребенку двойное послание, которое отражает ее собственный внутриструктурный конфликт Ид и Эго.

Таблица 2. соотносит стадии развития моторных характеристик форм и усилий с концепциями Малер, Винникотта, Кохута, Кернберга и с развитием образа тела по Шилдеру. Обе таблицы показывают связи между Эго-психологией с ее акцентом на разрядке влечений и адаптацией в ходе развития и теорией объектных отношений, которая фокусируется на процессе индивидуации между развивающейся самостью и другим. Таким образом, исключительно важным в организации каждой фазы раннего детского развития является надлежащее взаимодействие между адаптацией и окружением необходимых объектов. В последующих разделах будет показана важность изменения дыхания, позиций тела и движения как основного коммуникационного и организационного моста между самостью и объектом.

Усилие-форма и ее связь с теорией развития Малер

На двигательном уровне симбиотическая фаза развития по Малер характеризуется латеральным течением форм, где доминирует расширение и сужение в горизонтальной плоскости. Как предположил Фэйрберн, "либидо первоначально направлено на поиск не удовольствия, а объекта" (1976, с. 137). Поток форм, рост и сжатие должно совпадать со свободным и связанным потоком и соответствовать потоку напряжений Ид и либидозными ритмами. Ребенок растет по направлению к материнской груди в свободном потоке движения и сжимается, возвращаясь к себе в связанном потоке.

По мере развития дифференциации от объекта можно наблюдать все более связанный поток в движении, особенно в поверхностных мышцах или на периферии тела. Большее количество униполярных или ассиметрических форм тела отражает более дискретную адаптацию к объекту, т.е. вытягивание к или удаление от первоначального объекта. Патология проявляется через слабые границы тела и может наблюдаться в доминировании нейтрального напряжения и изменения потока форм тела.

Так называемая подфаза практики отражает более сложные отношения с объектом. Направленность формы, особенно ее качество в вертикальном направлении "вверх-вниз" в таких случаях доминирует. Анально-либидинальный амбивалент и анально-садистическое напряжение ритмических течений имеют связь как с удлинением-сокращением, так и с уни- и биполярным изменением формы.

Подфаза воссоединения характеризуется сдвигом с вертикального к сагитальному измерению. Ребенок "действует" в мире, идет вперед и желает, чтобы мать увидела и одобрила то, что он уже умеет делать.

С формированием константности объекта развивается способность к выстраиванию еще более сложных объектных отношений. Самость и объект могут ощущаться как хороший, так и плохой. Способность любить и ненавидеть других и исследовать континуум между этими аффективными полярностями можно наблюдать в сложном использовании направлений формы и в вариативности образования форм. Степень согласования и совпадения между усилиями в пространстве, весом, временем и образованием формы в горизонтальной, вертикальной и сагиттальной плоскости отражает соответственно степень адаптации Эго (усилия) и его связь с объектами (форма) и наоборот.

Усилие-форма и ее связь с концепцией Винникотта

Винникотт (1971) обратил внимание на важность обладания чувством самости или ощущением существования. Это чувство первично; оно возникает до обретения способности играть или что-либо "делать". Кохут, Фэйрберн, Гантрип и Малер, все они отметили, что для ребенка важно, чтобы его любили и воспринимали как отдельное существо, т.е.: "Когда я смотрю (на мать), меня видят, таким образом, я существую" (Winnicott, 1971, с.134). На двигательном уровне мы наблюдаем это как течение форм в трех направлениях. С точки зрения стадий развития, движение расширения в теле соответствует ощущению всемогущества, которое проявляется в фазе нормального нарциссизма. Его противоположность, сужение совпадает с ощущением опустошенности самости, будто из шара выпустили весь воздух. Сильное и постоянное преобладание расширяющихся телесных форм и направлений в теле отражает нарциссическое расстройство личности. Последний феномен проявляется, когда существует идентификация со всемогущим другим.

Когда поток расширения и сужения сбалансирован благодаря правильную подстройке материнского объекта, появляется ощущение доверия. В вертикальном измерении баланс между удлинением торса и его сокращением, соответствует ощущению стабильности и контроля. В сагиттальной плоскости выгнутая форма тела соответствует ощущению полноты и обладанием самости внутри. Индивиды, которые зафиксировались в узком, вогнутом и укороченном потоке форм чувствуют себя покинутыми, испытывают внутреннюю пустоту и не имеют ощущения самости и объекта. Для этих людей характерны преобладание и подчеркивание периферических связанных потоков форм для того, чтобы обеспечить наружную защиту тела. Они ощущают себя, как пустую оболочку, меняющую свое соматическое поведение для того, чтобы убедится в принятии их другими. При этом они безуспешно стараются заполнить внутреннюю пустоту, которая образовалась из-за отсутствия интернализованного хорошего объекта. Фэйрберн (1976) пишет: "На глубинном психологическом уровне брать эмоционально эквивалентно собиранию, накоплению телесных содержаний, отдавать эмоционально эквивалентно расставанию с телесными содержаниями. Здесь существует эмоциональная эквивалентность между психологическим и телесным содержанием" (с. 14).

Таким образом, биполярное течение форм проявляется в естественном изменении дыхания и дает возможность наблюдать образ тела в трех измерениях, и это обеспечивает психосоматическую основу для репрезентаций самости и объекта

Кестенберг использовала Систему форм и усилий для наблюдения движения и для записи длительных исследований наблюдения за способностью матерей приспосабливаться к развивающимся двигательным паттернам их детей. Винникотт (1971) и Сазерленд (1980) отметили, что первоначальной задачей матери является ее настройка на ребенка. Правильная настройка дает ребенку необходимое ему ощущение творческого всемогущества, которое является предшественником игры, - и переходное пространство, служащее прототипом для всего творчества и объектных отношений. (Sutherland, 1980, с. 852).

Кестенберг и соавторы (1975) пишут: "Среднестатистическая мать, только что родившая, учится у своего ребенка и позволяет ему учиться у нее. Когда он тянется (принимает такую форму) к ней, она тянется к нему, используя свободный поток движения и очень тонко подстраивая степень освобождения напряжения. Когда он немного отстраняется (сжимается) от нее, она отстраняется от него, используя связанный поток движения равномерно, чтобы ребенок не выпустил сосок. Через взаимную подстройку и гармонизацию, пара мать-ребенок создает дуальное единство симбиотической связи, которая характеризует оральную фазу" (с.199).

Такие концепции Винникотта, как держание и удерживающее окружение были исследованы Кестенберг (1977). Рассматривая связь тело-движение с точки зрения патологии она пишет: "Как было сказано Винникоттом (1972), взрослый пациент не помнит, что с ним происходило в раннем младенчестве, однако, провал держания в раннем детстве остается в теле и проявляется в его манере и способах поддерживать себя и достигать собственного комфорта" (с. 355).

Объектные отношения в психоаналитически ориентированной двигательной терапии

Взгляды Винникотта (1971) и Сазерленд (1980) совпадают в том, что игра становится прототипом терапевтического опыта как для ребенка, так и для взрослого. "Только в игре индивид (ребенок или взрослый) задействует в творческой активности всю свою личность, только в творческой активности он обнаруживает всю свою самость" (Sutherland, 1980, с.852). Игра происходит в пространстве между играющими, т.е в серединном месте - это и есть переходное явление, где соединяются внутренний и внешний мир. Через творческое выражение, ребенок учится манипулировать внешней окружающей средой для того, чтобы использовать тот потенциал, который он "ощущал во сне" и он переводит, неосознаваемый до этого аффект, на внешние объекты (Winnicott, 1971). Связь игры с телом и движением отражается в цитате Винникотта: "Здесь есть часть Эго, которая, обнаруживается в телесном опыте" (1971, с.152).

Творческие двигательные импровизации и бессознательные свободно-ассоциативные движения являются основой процесса танцевально-двигательной терапии (Lewis-Bernstain, 1980, 1981). Как пишет Винникотт (1971), цель терапевтической процедуры - "дать возможность проявиться бесформенному опыту и выразить моторные и чувственные импульсы, которые являются сутью игры, и на этой основе простроить целостность человеческого существования" (с. 75). Он отмечает, что держание и обращение руками в терапии происходит точно так же, как при использовании различных видов переходного окружения в двигательном выражении, для того, чтобы "способствовать присущей ребенку тенденции задействовать тело во всем, наслаждаться телесными функциями и принимать ограничения, которые дает кожа, отделяющая меня от того, что мной не является" (1965, с. 69).

Таким образом, двигательная терапия, которая опирается на теорию объектных отношений, фокусируется на том, чтобы сделать довербальное видимым через экспрессивное переживание вновь и через символическое разыгрывание в переходном пространстве "игры".

Роль психоаналитически ориентированного танце-терапевта с точки зрения теории объектных отношений

По мнению Гантрипа (Guntrip, 1971) роль терапевта заключается в том, чтобы быть "реальным, настоящим человеком" для индивида, тогда он сможет себе позволить испытать позитивные переживания своей собственной реальности и своего собственного существования. Он делает вывод, что психотерапевт должен понимать и учиться исцелять "катастрофическое отсутствие ощущения матери" (с.187), которое обычно испытывают страдающие от нарциссических ран. Винникотт считает, что потенциал для этого возникает, когда пациент и психотерапевт "играют" вместе в терапевтической среде, в котором индивид может построить пространство "осознанных и имеющих смысл воспоминаний", которые становятся прототипом для здоровых объектных отношений.

Психотерапевт, как "достаточно хорошая мать", должен настроиться свои ритмы и тело на ритм и телесные проявления пациента. "Когда мать и ребенок настраиваются на потребности друг друга возникает эмпатия. Подобный процесс происходит и в психоанализе, в котором и пациент, и психотерапевт регрессируют в интересах терапии" (Kestenberg, 1977, с. 344). Таким образом, гармонизация потока форм тела и ритмов дыхания необходима для того, чтобы способствовать развитию доверия и чувству самости в отношениях с терапевтом.

Кохут (1977) в своей работе с людьми с нарциссическими расстройствами личности, фокусируется на нарциссическом переносе, который соответствует фиксации в фазе между симбиозом и индивидуацией (по Малер) (с. 220). Описывая клиническую картину, Кохут утверждает: "Равновесие первоначального нарциссизма нарушается неизбежными промахами в материнской заботе. Но ребенок заменяет то совершенство, которое было до этого: (а) установлением всемогущественного и эксгибиционистского образа себя: грандиозная самость; или (б) отдачей предыдущего совершенства тому, кого он любит, всемогущему переходному объекту самости или идеализированному родительскому имаго" (с. 25). В последнем случае развивается "идеализированный перенос"; а в первой ситуации устанавливается так называемый "зеркальный перенос". В зеркальном переносе, т.е. генетически более примитивном из них, пациент фиксирован на симбиотической фазе. Он воспринимает психотерапевта как часть себя, и "требует от психотерапевта быть для него "эхом", и подтверждать и одобрять его эксгибиционизм" (с. 123). Это та "стадия, когда ребенок нуждается в непосредственном принятии и восхищении им во всей его целостности: телом, сознанием и самостью" (с. 152). Роль терапевта состоит в обеспечении эха, отражения пациента (с. 175). Обеспечивая "терапевтический буфер", контейнер для переживаний, человек способен снова испытать и привнести в реальность фантазии грандиозного Эго, на которые терапевт реагирует принятием и отражением".

Работа Мэриан Чейз, одной из основательниц танцевальной терапии, с психотическими взрослыми очень похожа на работу Кохута с зеркальным переносом. Эмпатические движения через отзеркаливание являются базовой терапевтической техникой, используемой всеми танце-терапевтами, которые обучались ее подходу (Chaiklin, 1975; Lewis-Bernstein, 1978). Посредством невербального отзеркаливания на двигательном уровне Чейз входила в недифференцированный симбиотический мир нарциссически раненного взрослого, вовлекая в контакт даже самых замкнутых пациентов (Chace, 1975, с. 96). Исследования Сигел (Siegel, 1978), в которых она использовала технику "совместного дыхания" в работе с психотическими детьми и с детьми с ограниченными возможностями, подтвердили позитивное влияние взаимного принятия положений тела и отзеркаливание дыхания.

Обученный двигательный терапевт имеет все необходимое для того, чтобы пользоваться диагностическими профилями объектных отношений, опираясь на наблюдение за движением тела. Человеку предоставляется переходное терапевтическое пространство, где можно выразить неосознанные, аутентичные движения и быть вовлеченным в интерактивную игру, на основе движения, вспомнить довербальное и невербальное, вновь пережить и заново это выразить. Танце-двигательный терапевт обладает навыками интерпретации и отражения этих явлений, когда последние входят в поле осознаваемого. Это может происходить через использование символического контейнера, созданного бессознательным пациента или посредством установления связи между поведением в текущей жизни со значимыми объектами и прошлым опытом взаимоотношений с материнским объектом.

Эмпатическое отражение движения и терапевтические производные держания и обращения руками, которые учитывают присущие пациенту потоки напряжений и форм, основанные на потребностях фаз развития, могут позволить индивиду стать "хозяином осмысленных воспоминаний". Так в переносе возникают объектные отношения, ведущие к дифференциации и формированию постоянства объекта. Это приводит к тому, что индивид начинает испытывать ощущение внутренней наполненности, самости, формируется способность любить и ненавидеть, быть как хорошим, так и плохим.

Роберта была одной из пациенток, которая, пользуясь ее собственными словами, так хорошо иллюстрирует дилемму пограничного пациента. "Предпринять любой шаг, все равно, что провалиться во внешнее пространство". Для ребенка, о котором не заботились адекватно, путешествие через сепарацию-индивидуацию очень травматично. Роберта, старшая из трех сестер, выросла в городке в Новой Англии. Отец работал на обувной фабрике, а мать работала официанткой. Она выросла в мире без перспектив, в котором мечтать могут только ленивые и беззаботные люди. Ребенку трудно вырасти и стать больше того, о чем помышляют его родители. Роберта, таким образом, находилась в постоянной борьбе. Интересы и мечты этого ребенка были покрыты темнотой настолько, что воображение и игра стали опасными сами по себе. У Роберты, как и у других пациентов, страдающих от ранней депривации и неприятия, враждебная среда интернализуется на таком глубоком уровне, что тело становится врагом. Ее тело было тем, что били и толкали, для того, чтобы оно приняло форму, вместо того, чтобы любить его и заботиться. Роберта чувствовала себя в собственном теле, как в ловушке. С одной стороны она чувствовала себя мертвой, с другой - его осаждали сильные ощущения и боль. Она хотела стать более гибкой, подвижной, иметь тело, способное летать. Но в реальности она не хотела иметь тело вообще.

Роберте было 25 лет, когда она начала лечение. Хотя она выглядела умной и интеллигентной, ее самооценка была столь сильно заниженной, что в терапии она использовала далеко не все свои способности.

В момент, когда Роберта начала терапию, она работала секретарем в кинокомпании. Хотя она выглядела привлекательно и желала, чтобы ее любили, она имела избыточный вес и мало заботилась о своей одежде и внешности.

Роберта захотела пройти лечение, так как большую часть времени чувствовала себя "мертвой". Она ненавидела свою работу. На самом деле она ненавидела большую часть того, что составляло ее жизнь, но при этом она чувствовала, что изменить это невозможно. В движении она показала, что ее мир похож на высокий серый цилиндр, который окружает ее и доходит до уровня груди. Она способна была видеть внешний мир, но не было возможности достичь его. Единственной надеждой на выход из этого состояния было волшебное спасение на вертолете, который мог бы ее поднять вверх. Это символическое послание к психотерапевту, чтобы он спас ее. Очень типично для пограничных пациентов, когда в ходе лечения они либо идеализируют терапевта, либо обесценивают его. Это зависит от того, какие аспекты репрезентации самости и объекта проецируются на терапевта.

Диагностика телесных движений

Роберта осознала мир слишком рано и слишком внезапно, до того как она способна была интернализовать ощущение своей врожденной целостности. Напряженная мускулатура, позволяла ей достичь некоторого ощущения неповрежденности и защищенности от переживания фрагментации. Она буквально "держалась за свою жизнь". Нужно было исследовать паттерны дыхания. Дыхание Роберты было неритмичным и неглубоким, что отражает недостаток ощущения непрерывности опыта существования. Во время дыхания она часто чувствовала себя некомфортно и предпочитала не фокусироваться на дыхании, боясь, что если она обратит внимание на дыхание, то оно остановится. Кестенберг (1978) указывает на то, что ранние паттерны дыхания матери и ребенка, являются прототипами процесса индивидуации. Нерегулярный паттерн дыхания таких клиентов напоминает им о дисгармонии симбиотического опыта и акцентирует ощущение отделенности и беспомощности, которые они испытывали в тот период.

В течение некоторого времени мы с Робертой работали над дыханием для того, чтобы достичь более глубокого понимания и попытаться овладеть теми проблемами, которые связаны с ее нерегулярным дыханием. Роберте испытывала сильный дискомфорт, когда фокусировалась на своем дыхании. Стало ясно, что она задерживает свое дыхание для того, чтобы избавиться от интенсивных переживаний страха и гнева. Уверенное, но мягкое прикосновение моей руки к ее диафрагме давало ей возможность расслабиться и дышать более глубоко. Оно служило контейнером для ее интенсивных чувств, обеспечивало ощущение постоянной, продолжающейся связи, которая отсутствовала в ее первоначальном символическом опыте. Очень медленно стала появляться возможность работать с ее неритмичным дыханием. Мы садились лицом к лицу на полу, держа руки на груди друг у друга. Так мы ощущали дыхание друг друга. В этот момент, мы в некоторой степени стремились, через нашу обоюдную репрезентативность (representativeness), воссоздать симбиотическую настройку и облегчить интеграцию надежного объекта.

Я также обнаружила, что ее движения не поддерживались дыханием, что также указывало на отсутствие интернализированного удерживающего пространства. Переходы были жесткие, внезапные или отсутствовали вообще, а фразировки - неясные и неорганизованные, что также указывало на раннюю дисгармонию.

Наиболее удивительным было то, что практически никакое движение и никакое место в моем кабинете не ощущалось Робертой, как комфортное. Как и другие пограничные пациенты, Роберта ощущала свой дискомфорт постоянно; не было способа просто быть в этом мире. Часто можно было услышать такие комментарии: "Когда я вижу свое тело, то мне хотелось бы отрезать свой желудок и избавиться от всех неприятных ощущений". Тело напоминало Роберте о первичном негативном опыте своей жизни. Это связано было с опытом младенца, который не мог испытать синхронности со своей матерью.

Терапевтический процесс

Довольно трудно было поддерживать работу исключительно с образами или движениями, которые Роберта привносила в сессию. Для того, чтобы постоянно работать с таким материалом, необходим рабочий альянс. Рабочий альянс зависит от степени базового доверия. Установление доверия очень затруднено в лечении пограничного пациента. В начале Роберте было невозможно включиться во взаимные отношения. Один из основных дефектов развития у пограничного пациента - это неспособность интегрировать либидинозные образы с примитивными агрессивными, самонаказывающими репрезентациями самости и объекта (Meissner, 1981, с. 106). Чтобы поддерживать некое подобие психологического равновесия Роберта прибегала к расщеплению через проекции и интроекции. В процессе терапии эта тенденция усилилась. Она металась, то идеализируя меня, когда проецировала свою собственную всемогущую репрезентацию самости, то обесценивая меня, когда защищалась от сильной потребности в зависимости. В любом случае она была не способна присоединиться к партнерским отношениям. Интерпретации и вмешательства часто воспринимались как критика, по мере того, как Роберта проецировала на меня агрессивные, наказующие аспекты своей психики. Чем более фрагментирована ранняя репрезентация самости/объекта, тем больше будет дистанция с терапевтом. Терапевт должен быть способен контейнировать и интегрировать огромное количество примитивного гнева и ненависти. Это ощущается как соматически, так и психически. В контрпереносе психотерапевт должен работать с чувствами: то тебя донимают, то уничтожают и забывают, или очень часто заставляют почувствовать беспомощность и бессилие. Управление этими базовыми примитивными состояниями стало сутью терапии с ней. Постепенно я помогала Роберте прояснять и дифференцировать реальность от ее собственного мира, состоящего из спроецированных репрезентаций самости и объекта. Процесс терапии был направлен на интеграцию ее либидинальных и агрессивных интроекций для того, чтобы нейтрализовать ее агрессию и освободить психическую энергию для адаптации Эго.

По мере того, как разворачивался перенос, Роберта испытывала очень большое нежелание двигаться. Проекция ее собственного интенсивного гнева очень сильно искажала тестирование реальности, нередко ей казалось, что я могу напасть ее. Терапевт должен быть постоянно на стороже и отслеживать возможности возникновения психотического переноса, когда проективная идентификация слишком сильно нарушает тестирование реальности. В таких случаях не помогает просто заверить пациента в том, что терапевт те такой человек, каким его воспринимают. Так как базовое доверие слишком нарушено, то чтобы интернализовать более доброжелательный интроект, необходима глубинная работа с критическим интроектом, который активизируется в данном случае.

Процесс расщепления в процессе терапии был явно действующим. Пограничные пациенты живут в мире крайностей, которые проявляются в каждом их движении. Роберта либо переживала коллапс, либо была совершенно ригидна. А я была либо "слабаком", либо "сволочью". Она была неспособна почувствовать меня и теплой и сильной одновременно. Когда она воспринимала меня как сильную - это разрушало бывшее до того восприятие теплоты и заботы о ней, и тогда она называла меня "дурой".

Однажды мы работали с заземлением и хождением. Роберта испытала исключительно негативную реакцию. В мире Роберты быть заземленной означало быть приклеенной к одному месту. Пол воспринимается как выразитель негативных аспектов материнской интроекции, которая запрещает исследование и требует практически полного отрицания автономии. Я предложила Роберте подумать о поле (земле) как о чем-то, что можно покинуть, а затем возвратиться туда. Это так освободило ее, что она смогла использовать ноги с силой и достаточно высоко прыгать с ощущением удовольствия. Это вмешательство позволила ей испытать ощущение от пола как от надежной матери, которая поощряет ее исследование, но, тем не менее, в которой она нуждается.

Каждый раз, когда мы работали над агрессивными и самонаказующими интроектами, Роберта начинала расширять свое исследование мира. В конце концов, она оставила работу в качестве секретаря и пошла на обучение персонала в крупную фирму, которое давало ей большие преимущества и некоторые возможности для роста. Она сбросила вес и изменила прическу, она становилась все более и более привлекательной. Каждое утверждение, каждый шаг сопровождался интенсивным чувством вины и страха возмездия. Это вновь проецировалось на терапевта, и она была убеждена, что тот ее ненавидит за каждый шаг, который она делает. Вновь нужно было полагаться не на заверения, а исследовать проекции, укрепляя таким образом наблюдающее Эго в терапевтическом процессе.

По мере того как развивался терапевтический альянс и росло доверие к психотерапевту, Роберта становилась все более и более депрессивной. Ядерная депрессия, связанная с ранней оставленностью стала выходить наружу. Это очень важный аспект в терапии. По мере того, как пациент начинает испытывать растущие позитивные связи с психотерапевтом, полная глубина депривации и покинутости ощущается как в первый раз. Боль очень сильная и поэтому возможность самоубийства может стать вполне реальной. На этой стадии психотерапии у пациента есть возможность научиться любви и состраданию. На этой стадии лечения Роберте приснился сон про обезьяну. В этом сне обезьяна просила еды. Роберта не хотела заботиться о том, чтобы покормить эту обезьяну, поэтому она ушла и закрыла дверь. Через некоторое время она вернулась. Открыв дверь она увидела обезьяну, которая держит обезьяненка в своих руках, она тянется к Роберте, прося еды для своего ребенка. Этот сон можно рассматривать на многих уровнях. Один из важных аспектов лечения - это признание наличия голодающего ребенка, которого необходимо накормить. По мере работы со своей депрессией Роберта постепенно начала осознавать свои глубоко подавленные потребности. Она начала понимать, насколько была изолирована, и как ей хочется иметь друзей, с которыми она могла бы поделиться и на которых она могла бы положиться. Ребенком она любила рисовать. Она начала ходить на занятия по рисованию. И по мере того, как это развивалось, она убедилась в том, что у нее есть некий реальный талант. В одно из ее заданий она решила сделать серию автопортретов. Она приходила на сессию с этюдником и с записями. Сначала она танцевала, а затем рисовала. Постепенно она начала создавать себя в моем присутствии.

Ее ранние танцы были очень коротенькие. Наконец, она разрешила себе расстаться со всемогущественным желанием летать и позволила ощутить в себе маленького беспомощного ребенка. Она сворачивалась на полу калачиком и позволяла движениям разворачиваться постепенно и медленно. Сначала она много работала с потоком в пространстве, постепенно начав двигаться изнутри наружу. Я была очень осторожна и не подталкивала ее, а позволяла исследовать так, как ей хочется, в присущем ей темпе. Она буквально открывала заново свои части тела. Она провела месяцы, работая с ногами, ощущая их: вытягивая, стоя, в ходьбе, беге, прыжке, и в конце делая длинные прыжки. Теперь она чувствовала, что у нее сильные ноги, которые могут ее поддерживать. Она написала прекрасные автопортреты, где она бегает и прыгает по полю. Она использовала энергичные линии и яркие краски, что символизирует растущее ощущение своей идентичности и энергии.

Ее интерес к живописи рос, и она решила получить степень как преподаватель живописи. Судьба будто шла ей навстречу, и ее приняли в очень хорошее учебное заведение в другом городе. Мы обе согласились с тем, что еще остались некоторые проблемы, которые нуждаются в проработке, но мы также понимали, что ее желание учиться очень важно. Завершение терапии было непростым. Я до сих пор получаю весточки от Роберты. Она хорошо учится и начала психотерапию, чтобы поддерживать свое развитие.

Заключение

В здоровых взаимоотношениях ребенок существует вне нужд и проекций матери. Работая с переносом, терапевт способен воссоздать эту благоприятную удерживающую среду. По мере того, как терапевт освобождается от искаженных проекций пациента, пациент может его интернализовать как надежный, поддерживающий объект, который поощряет инициативу и аутентичность.

Двигательный терапевт способен стимулировать рост и аутентичность на первоначальном телесном уровне. Аутентичные движения дают возможность испытать ненарушенное, непрерывное ощущение существования, столь важное для чувства самости. При помощи аутентичного движения клиент может прикоснуться к импульсам и ощущениям, свободным от внешних нарушений и воздействий. Винникотт (1965, б) называет это опытом Ид.

"Появляется ощущение или импульс. В подобной обстановке это ощущение или импульс будут ощущаться реально и будет истинно личным опытом... Большое количество подобных переживаний формирует основу жизни, в которой есть реальность, а не тщетность". (с. 35).

Тело - место пребывания самости. Работая и с телом и с ментальными представлениями, танце-терапевт может облегчить достижение психосоматической интеграции, которая является источником подлинного ощущения целостности.

Примечания

¹ Случай представлен Ален Австрайх