Культурные комплексы как основание инаковости

Год издания и номер журнала: 
2015, №3

Аннотация

В статье рассматривается концепция культурного комплекса, место этого понятия в общей теории комплексов, механизм развития культурных комплексов. Искажение восприятия и проецирование, порожденное неосознанными культурными комплексами, ответственно, в частности, за ксенофобию и расизм. Но там же кроется и источник развития культуры, что возможно при условии их коллективного осознания и проработки. Приведены примеры новейших исследований культурных комплексов в латиноамериканских странах и Австралии.

Ключевые слова: культурное и коллективное бессознательное, культурный комплекс, индивидуация, ксенофобия, аналитическая психология.

 

Концепция культурного комплекса появилась в аналитической психологии относительно недавно и в настоящее время становится все более популярной. Предложили ее калифорнийские аналитики Томас Сингер и Сэмюэл Кимблес, последователи Джозефа Хендерсона, автора теории «культурного бессознательного».

Сингер, развивающий это направление, выпускает серию книг по исследованию культурных комплексов в различных странах мира. Опубликовано две книги: по культурным комплексам Австралии (2011) и Латинской Америки (2012). Сейчас готовится книга по культурным комплексам Европы (European Cultural Complexes, 2015).

Всем знакома «геологическая» схема Юнга, впервые представленная на семинаре 1925 г. (Jung, 1989):

где:

A = индивидуумы;

B = семьи;

C = родовые династии;

D = нации;

E = большие национальные группы (например, европейцы);

F = предки-приматы;

G = животные предки в целом;

H = центральное пламя

Иоланда Якоби воспроизвела эту схему в своей книге «Психологическое учение К.Г. Юнга» (Jacobi, 1973) с некоторыми уточнениями. Она, в частности, убрала «воду», которая путает нас, исключая бессознательное из А и В (личное и семейное бессознательное). Таким образом, в ее схеме получилось:

I – отдельные нации

II и III – группа наций (например, Европа)

A – индивидуум

B – семья

C – род

D – нация

E – этническая группа

F – первичные человеческие предки

G – животные предки

H – центральная энергия


 

 

 

 

 

 

 

Под римской цифрой I мы видим отдельную нацию, а под цифрами II и III – группу родственных наций. Пример тот же – европейцы, у которых общие уровни C и D.

Уровни F, G, H – общие для всех людей, т.е. относятся к коллективному бессознательному. Для уровней D и Е и, частично, С Джозеф Хендерсон предложил термин «культурное бессознательное».

Культурный комплекс – понятие, введенное с целью объяснить функционирование психики на этих уровнях. Что же это за понятие? Приведу одну из последних версий дефиниции «культурного комплекса» Сингера: «Мы определяем культурный комплекс как эмоционально заряженную совокупность исторической памяти, эмоций, идей, образов и поведения, которая имеет тенденцию образовывать кластер вокруг архетипического ядра, и которая существует в психике группы и является общей для индивидуумов, идентифицирующихся в пределах данного коллективного образования».

Далее Сингер называет признаки актуализации культурного комплекса:

«1. Культурный комплекс проявляется в захватывающих нас душевных состояниях (moods) и повторяющемся поведении, характерных как для группы в целом, так и для отдельных ее членов. Визитная карточка культурного комплекса – сильно заряженная эмоциональная или аффективная реактивность. Это практически всегда имеет место, однако культурный комплекс настолько эго-синтонен в идентичности группы, что органично становится частью личности индивидуума, не вызывая чувства внутреннего несоответствия.

2. Культурный комплекс сопротивляется любым нашим попыткам вывести его в сознание и остается по большей части бессознательным.

3. Культурный комплекс ассимилирует тот опыт, который подтверждает его точку зрения, порождая хранилище самоподтверждающих наследуемых воспоминаний.

4. Культурный комплекс функционирует непроизвольно, автономно, имея тенденцию подтверждать упрощенную точку зрения, заменяющую реальную двойственность и неопределенность фиксированными установками, когда человек не сомневается в своей правоте.

5. Архетипическое ядро культурного комплекса означает, что он выражает типично человеческие установки и имеет своим источником первичные общезначимые идеи, и поэтому этим комплексам очень трудно сопротивляться, их трудно видеть и осознавать.

6. Культурные комплексы часто, но не всегда, возникают вследствие травматических событий, случившихся с группой, иногда столетия и тысячелетия назад» (Listening to Latin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela, 2012, p. 5–6).

В одной из недавних статей Сингера, написанной в соавторстве с Кэти Каплински, воспроизведена схема культурного комплекса, которой я воспользовался, чтобы объяснить так называемый «комплекс Обломова» – как я полагаю, один из основополагающих культурных комплексов в России. Я воспроизведу эту схему из моего доклада на конференции «Журнала аналитической психологии» в Санкт-Петербурге в 2011 г.:

Здесь мы видим ту же проекцию, что и в схеме Юнга. Однако нагляднее другая – концентрическая – схема, которая даст нам лучшую возможность увидеть место «культурного комплекса» в общей концепции комплекса.

Комплекс – энергетическое образование вокруг архетипического ядра – архетипа, общего для всех людей (т.е. для юнговских уровней F, G, H). Если мы будем двигаться от центра к периферии, то будем все больше приближаться к личностному бессознательному, личному содержанию комплекса, проходя уровни от E к В и А. В этом случае мы будем говорить не о культурном комплексе, а о содержании комплекса на уровне культурного бессознательного.

Я предлагаю, таким образом, различать в любом комплексе уровни личностного, культурного и коллективного бессознательного. Многие основные комплексы, например, родительские, являются в значительной степени общими на большинстве уровней для западных культур, но значительно отличаются между западными и восточными культурами, а также имеют свою специфику у «пограничных» культур, к которым относится и Россия. Тогда описанный мной «комплекс Обломова» можно определить как культурно-бессознательное содержание отцовского комплекса и/или комплекса Пуэра.

По мере движения от центра комплекса к периферии усиливается поляризация противоположностей, объединенных в ядре – архетипе. Как мы знаем, поляризация порождает отделение Тени и проецирование отвергаемой противоположности на Иного. Австралийский аналитик Аманда Дауд характеризует этот механизм поддержания упрощенной картины мира как «взаимную проективную идентификацию» (Placing Psyche: ExploringCultural Complexes in Australia, 2011, p. 134). Именно на уровне культурного бессознательного проецирование Тени приводит к масштабным нарушениям коллективного сознания: как к затрудняющим межличностное взаимодействие предрассудкам и предубеждениям, так и к катастрофическим последствиям отвержения Иного – ксенофобии, расизму и геноциду. Этим «линиям нарушения вокруг культурных комплексов» (Listening to Latin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela, 2012, p. XIV) противостоит компенсаторная активность коллективного бессознательного. Приведу слова Джона Биби: «Коллективное бессознательное часто посылает архетипические компенсации, которые ставят нас в тупик, пока мы не осознаем, что подобно вулканическим извержениям, наступающим вследствие выхода напряжения между тектоническими пластами земной коры, архетипы пробуждаются, чтобы исправить нарушение равновесия в коллективном сознании, производимое культурными комплексами. Эти мощные, иногда принимающие деструктивную форму компенсации практически неизбежны, потому что культурные комплексы, так сказать, «давят» на коллективное сознание с тем, чтобы было признаваемо то, что на самом деле искажает сознание. Когда это последнее признается, иногда на протяжении столетий, за объективную истину, тогда как это есть не более чем предубеждения и предрассудки, Самости не остается ничего другого, как для отстаивания своего отношения к реальности с позиции целостности изгонять эти комплексы» (там же, p. 9).

Вместе с тем, как подчеркивает Сингер, культурные комплексы можно видеть как «передовую психологического роста культуры», стимулы к индивидуации культуры: когда на место отыгрывания из поколения в поколение раз и навсегда установленных убеждений и аффективно-поведенческих схем приходит осознание их последствий – коллективных психологических и социальных конфликтов (Placing Psyche: ExploringCultural Complexes in Australia, 2011, p. XIV). Это не просто сделать: помимо трудности привнесения в сознание такой неосознаваемой динамики, есть сильное сопротивление изменению на индивидуальном и групповом уровнях, потому что задаваемые культурными комплексами установки служат сплочению группы, чувству общности и принадлежности к группе.

В качестве исходного события и группового переживания, в результате которого возникает культурный комплекс, чаще всего называют травматический опыт. Для таких культур, как австралийская и латиноамериканские, травматическим опытом было вторжение европейцев и притеснение туземцев – Иных, рассматриваемых «цивилизованными» колонизаторами как средоточие варварства, дикости, зла. Эти коллективные проекции крайне трудно возвращать и вступать в процесс горевания и покаяния, способный исцелять такие травмы.

В Австралии культурный комплекс характеризуется бессознательным страхом Иного и тенденцией элиминировать различия, т.е. нарцистической защитой от неопределенности и осознания чувства потери. Поэтому Австралия стала «местом, где исчезает память» (там же, p. 129, 131) и царит «культурное молчание» (там же, p. 162). Дэвид Тейси дает наиболее четкую картину центрального австралийского культурного комплекса. За счет глубинного страха бессознательного в австралийском обществе существует значительное сопротивление индивидуации. Поэтому, говорит он, мы парадоксальным образом очень боимся и одновременно жаждем забыться в бессознательном. С одной стороны, австралийское общество строго привержено демократическим ценностям и поддерживает социальный порядок, а с другой стороны, в нем наблюдается «едва замаскированное желание самодеструкции в популярных ритуалах пьянства, переедания, наркомании, безудержного потребления, бездеятельности и рассеянности (zoning out)» (там же, p. 283–284). Тэйси делает неутешительный вывод: «жить в Австралии – значит жить в негативном социальном климате. (…) Если кредо Америки – «да, мы можем», в Австралии это – «нет, мы не можем». (…) Наша версия индивидуации – via negativа, путь сопротивления тому, к чему нас принуждает бессознательное» (там же, p. 286–287). Таким образом, для австралийского культурного комплекса характерно отрицание, «уроборический инцест» в терминах Ноймана и психология puer aeternus.

Теперь я хочу обратиться к некоторым открытиям латиноамериканских коллег.

Интересное видение предлагает Густаво Барцеллос из Сан-Пауло, развивающий в Бразилии архетипический подход. Согласно «имагинативной географии» Хиллмана, мы можем видеть разделительные линии, сообразно которым функционируют культурные комплексы, определяются в культурном бессознательном области «своего» и «чужого». Так, в Европе линией Альпийского горного массива разделены Северная Европа и Средиземноморье – соответственно, пространства гебраического монотеистического сознания и эллинистического политеистического сознания. В этом горном разделении централен дух. Старый и Новый Свет разделяет океан – вода. В водном разделении центральна душа. Такую же символическую разделительную линию автор видит в целом между Севером и Югом, в частности между Северной и Южной Америкой: при движении с Севера на Юг мы движемся к целостной душе и центральному пламени Юнга. С Севера (например, для христианских миссионеров) Юг видится неполноценным: варварским, распущенным, перверсным или праздным и не способным на реальные свершения. А с Юга Север видится бездушным «миром чистогана».

Истоки основных культурных комплексов в латиноамериканских странах наиболее четко, по-моему, указал венесуэльский аналитик Эдуардо Карвалло: «Несмотря на попытки испанцев укрепить свою несомненную власть, отсутствие испанских женщин вынудило завоевателей производить на свет своих потомков в утробах туземок, и вскормлены их дети были индейской или черной грудью. Из-за этого смешения крови и генов нравы, обычаи, ритуалы и образы завоеванных «других» проскользнули, несмотря на все попытки испанцев выкорчевать их. «Проскальзывание» в культурное бессознательное этих фундаментальных элементов доколониальной туземной культуры привело к формированию культурных комплексов, которые отражают драматические противоречия во многих аспектах в современном латиноамериканском регионе» (Listening to Latin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela, 2012, p. 267).

Рассмотрим типичный для южноамериканских стран культурный комплекс на примере статьи Марии Клаудиа Муневар «В тени Богоматери» (там же, p. 153–168). Автор рассматривает феномен sicariato, широко распространенный в Колумбии: молодые люди из маргинальных кругов нанимаются убийцами за невысокую цену. Истоки этого феномена автор видит в колонизационном периоде истории страны (1550–1810), когда тысячи людей были лишены человеческих прав и традиционной культуры, подвергнуты насилию, выселены с мест своего обитания. Многие женщины были изнасилованы колонизаторами и принуждены к сожительству, и дети, рожденные ими, были лишены отцов, так как те не признавали своего отцовства. «Этот опыт оставил колумбийцев не только лишенными преколониальной культуры, в бесчеловечных условиях существования, но также лишенными чувства общности, породив культурный комплекс, в основе которого – власть, навязанная внешней силой и служащая только интересам колонизаторов. (…) Наши предки усвоили, подвергаясь повторяющемуся насилию, что личная власть (…) не базируется на способности влиять на других, вызывая уважение и авторитет. Наоборот, влиять на других и достигать личных целей лучше всего через манипуляцию, силу и насилие» (там же, p. 154–155). При таких условиях, сохраняющихся при жизни ряда поколений, у людей не формируется самоуважение, чувство собственной ценности, и подвергающиеся насилию сами учатся быть насильниками. Когда человек понимает, что он не будет защищен и спасен от насилия, он вытесняет или отщепляет от сознания раненую часть психики и «вызывает на свет» новую часть, направленную на насильственное достижение власти, «питаемую всей той яростью и болью, которая жива в жертве». Человек учится делать все для самозащиты и контроля, потерянного в опыте жертвы.

Таким образом, рождается «круг насилия», в котором насилие порождает новое насилие, что поддерживает интрапсихическую фрагментацию и экстернальные проекции. Подкрепляется воспроизведение и жертвы, и насильника, и те самые дети, которые лишены нормального детства, становятся преступниками, sicarios. Агрессию они направляют на Иных, которые видятся злоупотребляющими властью и которые становятся, в свою очередь, жертвами sicarios. «Оба полюса подпитываются этой перверсной, деструктивной взаимосвязью, поддерживаемой комплексом, вновь и вновь воспроизводясь в повторяющемся коллективном поведении и эмоциях, рождающихся из чувства отверженности, обездоленности и унижения, обращающихся в жажду мщения и желание утвердить свою власть и удовлетворить свои ущемленные потребности» (там же, p. 156).

Культурный комплекс, таким образом, формируется при множественной травматизации, длящейся значительный период времени и становящейся частью культурной жизни. Комплекс актуализируется и воспроизводится в новых условиях, когда складывается ситуация отверженности, унижения, депривации. Такие условия возникают в маргинализированных общностях, где дети лишены нормального родительского ухода, часто растут без отца. «Эти дети начинают жизнь как жертвы, а затем становятся преследователями и преступниками, обладающими властью над жизнью и смертью. Они стремятся достичь с помощью насилия того, чего они были лишены. Они продолжают преступную жизнь, даже если это ведет к их собственной смерти. На время эти молодые люди, которые убивают, чтобы выжить, становятся уважаемыми, временно обращают свою беспомощность в силу. Мы знаем, что чем больше диссоциированы комплексы, тем они сильнее. Они, как магниты, притягивают все то, что их питает. В нашем случае они питаются смертью и насилием» (там же, p. 159).

Помимо этого, sicarios идентифицируются с фигурой героя, воспроизводя первую стадию героического мифа, в котором воплощается архетип ребенка-героя. Однако sicarios не следуют дальше этому мифу, в котором герой должен храбро пройти через испытания, развивая таким образом эго-сознание. Вместо этого они бессознательно отыгрывают деструктивную коллективную тень, которая только на короткое время придает смысл их жизни. Они не получают нового опыта и знания, ведущего к интеграции, а воспроизводят фрагментацию и страдание. Они не получают связи с тем аспектом героя, который устанавливает живые отношения с Самостью: «Если наемный убийца и открывает в себе силу героя, спасающегося от нищеты и безнадежности, он все равно терпит неудачу и оказывается сожранным коллективной тенью» (там же, p. 161). Оставаясь идентифицированным с архетипом ребенка-героя, sicarios пребывает в ловушке примитивной, варварской энергии, удерживающей эго на раннем уровне развития, которую Юнг описал как трикстер – «отражение абсолютно недифференцированного человеческого сознания, соответствующего душе, которая едва поднялась над уровнем животного» (Юнг, 1995, с. 343).

Единственным духовным контейнером для sicarios является фигура Девы Марии, «укрывающая их и свидетельствующая вновь и вновь воспроизводящееся жертвоприношение ее сыновей. По этой причине sicarios носят на шее camandulas, своего рода четки. Они молятся, посещают мессу, благословляют пули, которыми стреляют. Они должны верить во что-то, нуждаются в чувстве защищенности. (…) Эти молодые люди ищут в последнюю минуту перед своим деструктивным актом чего-то сакрального, божественного, которое несет в себе образ Девы Марии» (Listening toLatin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela. 2012, p. 164). Таким образом, они «узаконивают свои действия и обеспечивают свое вечное спасение», действуя «в тени Богоматери» (там же, p. 164). Преступный мир использует этих фактически беззащитных юношей, единственной воображаемой защитницей которых является Дева Мария.

В 1990-е годы у нас была популярна концепция толерантности – ее пытались внедрять в различных социальных областях, но все это бесследно ушло в песок. Причину я вижу в следующем: попытки внедрения таких концепций в коллективное сознание обречены на неудачу, если мы игнорируем силы культурного бессознательного.

Все чудовищные антропогенные катастрофы XX в., которым не видно конца и в веке наступившем, случились из-за коллективных проекций, источник которых лежит в области культурного бессознательного. Поэтому исследования в этой области и осознание культурных комплексов, по моему мнению, и есть то осознание, которое Юнг назвал единственным шансом на выживание нашей цивилизации. Карвалло заканчивает свою статью цитатой Рафаэля Лопез-Педразы, перефразировавшего знаменитую фразу Юнга («Если внутренняя ситуация не осознается, то она свершается как внешняя судьба» – Эон, CW 9-2, par. 126): «Если нам не удастся увидеть наши собственные образы ужаса, сама жизнь принесет нам ужас как судьбу» (Listening to Latin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela. 2012, p. 271).

 

Cultural Сomplexes as a Base of Otherness

The article discusses the concept of a cultural complex, the place of this concept in the general theory of complexes, the mechanism of the development of cultural complexes. The distortion of perception and projection generated by the unconscious cultural complexes, are responsible, in particular, of xenophobia and racism. But at the same time there is the source of the development of culture in it, which is possible under the condition of their collective awareness and transformation. Examples of recent studies of cultural complexes in Latin America and Australia are given.

Keywords: cultural and collective unconscious, cultural complex, individuation, xenophobia, analytical psychology.

Литература: 
  • Калиненко В. Заветы Ильича: Комплекс Обломова и ленинское наследие. Доклад на конференции JAP, СПб., 2011.
  • Юнг К.Г. Психология образа трикстера // Душа и миф: шесть архетипов. Киев: Государственная библиотека Украины для юношества, 1996. С. 338–356.
  • Jacobi J. The psychology of C.G. Jung. New Haven: Yale University Press, 1973.
  • Jung C.G. Analytical psychology: Notes of the seminar given in 1925 / W. McGuire (Ed.). Princeton, NJ: Princeton University Press, 1989.
  • Listening to Latin America: Exploring Cultural Complexes in Brazil, Chile, Columbia, Mexico, Uruguay, and Venezuela / P. Amezaga, G. Barcellos, A. Capriles, J. Gerzon, D. Ramos (Eds.). New Orleans, LA: Spring Journal Books, 2012.
  • Placing Psyche: Exploring Cultural Complexes in Australia / C. San Roque, A. Dowd, D. Tacey (Eds.). New Orleans, LA: Spring Journal Books, 2011.