Окончание анализа. От требования любви до дарования. Три сновидения и один подарок

Год издания и номер журнала: 
2007, №4
Автор: 
Перевод: Д. Морено

Предоставляю вашему вниманию материал последних сессии одного анализа c намерением рассмотреть некоторые аспекты окончания анализа. Также хочу показать, как в сновидениях проявляется интенсивность трансферентной реактуализации и как их последовательность указывает нам на динамику некоторых психических процессов, которые произошли благодаря анализу.

В начале первой из этих сессии у меня возникли сомнения по поводу своевременности окончания анализа. Я задумался над вопросами об  Эго-идеале, как пациента так и аналитика, по отношнию к целям анализа,  и  о  проявлениях  Эго-идеала  в переносе.

Я не хочу здесь подвергать эту тему пересмотру, лишь приведу  несколько взглядов различных авторов, касающихся окончания анализа, для того, чтобы открыть дискуссию.

В своем докладе «Проблема окончания анализа»  (10. Международный Психоаналитический Конгресс, 3. сентября 1927), Ференци утверждает, что активная роль в  вопросе об окончании анализа должна быть отведена пациенту, причем аналитик не должен  упускать из  виду возможноcть влияния бессознательного желания анализанда сохранить часть своего невроза и то, что причиной окончания может быть «истощение». Он также подчеркивает, что пациенту должно стать понятно,  что аналитик является не реальным, а фантастическим средством удовлетворения. Он связывает окончание анализа  с гореванием по поводу этого открытия.

Как и многие другие авторы, Ференци устанавливает цели, которые помещают окончание анализа в идеализированное пространство и, в связи с этим,  говорит, что: «...невротик  не может  считаться вылеченным до тех пор, пока он не откажется от удовольствия  бессознательного фантазирования, т.е. от бессознательной лжи». 

Фрейд в своей работе «Конечный и бесконечный анализ» (1937) говорит об избавлении от невротических симптомов, внутренних барьеров, аномалий характера и совладании с тревогой. Он также говорит об устранении вытеснения, посредством которого большая часть бесознательного выводится в сознание, что позволяет прогнозировать окончательное устранение патологического процесса, особенно если удалось разрешить инфантильный невроз. И, наконец, об одной вещи, которую также подчеркивал Ференци, и с которой я согласен – об установке на поиск истины и любви к истине.

Для Жака Лакана устранение симптомов – дело относительное. В Семинаре от 16.ноября 1976 года он говорит: «Овладеть умением справляться со своим симптомом – это и есть конец анализа (...) узнать свой симптом, значит научится жить с ним, обращаться с ним, управлять им». Последнее из перечисленного, т.е. управлять продуктом собственного бессознательного, кажется действительно трудным. Но, несомненно, что человек может либо быть во власти собственных творений, либо уметь подчинять их себе, что меняет наше положение относительно странности симптома и заключенного в нем желания.   

У Кляйн мы можем  вкратце выделить значимость проработки горя в переносе и, впоследствие этого, снижение параноидных и депрессивных тревог.

Луиса де Уртубей (1987) подчеркивает роль контр переноса в принятии решений об окончании анализа, понимая это решение как шаг в сторону действия  аналитика.  Аргументацию критериев для окончания анализа она рассматривает, как  рационализацию. Эта точка зрения  вспомнилась мне в связи с пациенткой, о которой буду говорить ниже.

Ребека Гринберг (1986) говорит об окончании анализа  в смысле  способности принять собственные несовершенность и конечность, как со стороны пациента, так и со стороны аналитика,  и основным  достижением анализа считает «пробуждение у пациента потребности и любви к истине».

Джильда де Симоне Габурри (1985) полагает, что не следует настаивать на установлении четких технических критериев того, «как» и «когда» закончить анализ, считая такую задачу невозможной. По ее мнению, существенное значение имеет  выработка фантазии об окончании анализа.

Существуют основные рекомендации для окончания анализа, такие как: превратить бессознательное в сознательное, снять  защиты и «разрешить» патогенный психический конфликт, устранить симптомы, тревогу и внутренние барьеры, а также рекомендации, касающиеся аналитической работы в переносе, признания границ, горевания по поводу окончания или переносных и контрпереносных действий и т.д.

Я предпочитаю говорить здесь о проработке переноса в конце анализа. Как об этом писал Фрейд  в эпилоге о Доре, психоанализ не производит перенос, он его просто «раскрывает». И своим окончанием он его не разрушает, а  – позаимствую здесь термин из другой дисциплины, термин Жака Деррида – по мере возможности  его «де-конструирует». В моем понимании,  это  принятие чего-то уже сотворенного, а не  его разрушение или конец. Для Жака Деррида «де-конструкция» не подразумевает ничего негативного или деструктивного, это не растворение, а особый подход к способу, посредством которого что-либо было создано. Такой подход очень близок к пониманию анализа, предложенного Фрейдом. В этом смысле де-конструкция переноса в конце анализа не является закрытием бессознательного а, наоборот, открытием и признанием незавершенности, как в пациенте, так и в аналитике. Такое признание, по моему мнению, сопряжено с разоблачением нарциссических идентификаций, которые в переносе проходят через все превратности любви, разоблачением Эго-идеала  – Идеал-Эго, помещенного пациентом в аналитика,  для того, чтобы с ним идентифицироваться и быть им  любимым. Это завязка, которой аналитику не избежать.

Пациентку, последние сессии с которой я представлю вашему вниманию, буду называть Магдаленой. Ее анализ длился пять лет и несколько месяцев, в восьмидесятых годах. Вопрос своевременности окончания данного анализа был для меня долго открытым, вопреки тому факту, что заключительная фаза длилась целый год.

Начну с некоторых деталей описания места действия. Магдалена обратилась ко мне после возобновления супружеских отношений, которые в течение нескольких месяцев до этого были прерваны; узнав что муж ей изменяет, она ушла от него и некоторое время прожила отдельно. Теперь, вернувшись, она не знала, как справляться с ненавистью, которую она испытывала к мужу, и боялась, что такое чувство представляет угрозу для сохранения брака. Измена мужа  ощущалась ею как открытая рана, приводила ее в ярость, а «другая женщина» занимала большую часть ее мыслей и фантазии в первое время анализа.

Магдалена самая старшая из шести сестер. Не сразу, а несколько позже она сказала, что есть еще один брат, моложе всех. Однако, он занимает мало места в ее жизни. Значимость женщин в семье происходит по материнской линии. Они всегда были моральным и экономическим стержнем  в семье.  Бабушка и мать – женщины очень сильные, холодные, требовательные,  придерживающиеся жестких  религиозных принципов. Отец, выдающийся интеллектуал, всегда был посвещен науке и своей работе. Его нельзя было отвлекать. В качестве анекдота для иллюстрации отношений родителей, Магдалена рассказывала как, когда семья ехала куда-то на машине – старинном коллекционном автомобиле, унаследованном от материнской семьи – мать была за рулем, тогда как отец сидел рядом и читал. Когда приходилось менять шины, это тоже делала мама, а папа продолжал читать. Этот анекдот заставляет нас задуматься и показывает нам некоторые наброски «первичной сцены», лежащей  в основе структуры сексуальности Магдалены.

Хорхе был вторым молодым человеком, с которым она встречалась. Незадолго до замужества у Магдалены был аборт, который в то время нисколько не смутил ее.

Решение сделать его и его выполнение были автоматизированными действиями, безо всякого аффективного отклика. Такова была жизнь Магдалены, жизнь без видимых  страданий.

На первых встречах она мне казалась безупречной, холодной, исполнительной, превосходно одетой и накрашенной. И, хотя она была женственной, в ней  все-таки проглядывало что-то маскулинное. Магдалена всегда полностью контролировала ситуацию с обаятельной улыбкой наготове. Очень внимательно слушала мои вопросы. Такова она была в первое время анализа. В весьма фривольной манере говорила о банальных вещах . Вначале говорила немного, мало ассоциировала, ее не волновало ничто, кроме «другой женщины» Она не приносила никаких сновидений. С подругами у нее были сложные отношения. Проявляла склонность к непосредственному проявлению в действиях, что указывало на преобладание истерического психического склада, на фалической, садистической позиции. К этому добавлялись симптомы: фригидность и аффективная анестезия,  приступы кашля со времени начала развития сексуальной зрелости, компульсивные покупки одежды. То есть симптомы, помещающие ее в невротический уровень, преимущественно истерический, несмотря на то, что в ее психической структуре отмечался фаллический садизм Супер-Эго, к которому присоединялись  и другие анально-садистические элементы. 

Боль, которую Магдалена чувствовала из-за измены мужа, была вполне понятна. Но помимо ощущения боли присутствовало кое-что еще. Ее пугала ее собственная ненависть.  Ее привычное психическое функционирование находилось в тупике. Она ощущала, что угроза исходит  изнутри, что это ее большая агрессия и тревога и, что ей трудно  контролировать эти чувства. В ее фантазиях я порой бывал ее любовником, с помощью которого она мстила мужу, иногда в переносе мне слышался свист ее шпаги, рассекавшей воздух  в поединке со мной, а порой я чувствовал ее ледяную неприступность, отнимавшую у меня всякую возможность ей помочь. Несомненно, тревога  уже прорывалась наружу сквозь напускную холодность, с помощью которой она пыталась меня обезоружить. Мы оба уже это знали. Такое положение дел требовало осторожности, и постепенно, спустя некоторое время, она начала говорить, ассоциировать, фантазировать, вспоминать и реконструировать.

Магдалена рисовала и разводила сады, меняла колеса на машине, декорировала дома, занималась макияжем. И это и многое другое она старалась довести до совершенства, ожидая получить удовольствие от самого совершенства. А еще она ожидала всеобщего признания. Возникали воспоминания  ее детства:  она, сидя на полу, старается  научиться писать или решать арифметические задачи, тогда, как ее папа,  далекий и высокомерный, читает что-то в своем библиотечном кресле, поглядывает на нее свысока, полный презрения  к ее трудностям.

СЕССИЯ 1

(за две сессии до окончания)

«Мне снилось, что Хорхе (супруг) мне дарит.... мне  дарит  нечто золотое. Мне сначала непонятно, что это такое... Оказывается, это золотой молоток.

Вчера мы смотрели фильм «Вы решаете». Там муж изнасиловал жену. Она видела, 
как он целовал соседку. Он к ней подходит, он его отвергает, он впадает в отчаяние  и насилует ее (Мадалена говорит прерывисто и резко). Хорхе не понимает, почему она не сказала, что ей безразлично то, что он целовал другую женщину. Говорит: «В конце концов, он ее всего лишь поцеловал». А я говорю: «Хватит!» (очень сердито и резко). Хорхе замолчал.» 

В тот момент я задался вопросом, не слишком ли рано заканчивать анализ. Вдруг вернулись все темы с самого начала анализа, причем с одинаковой жестокостью и садизмом, и  меня охватило бессилие.  Ассоциирование сцены из фильма с дневным остатком озадачило меня. Ее сексуальное безразличие, агрессия, которую она вызывает у мужчин, связывание ценности золота  с молотком, подаренным ей мужем.... Каковы ее желания здесь, в игре со мной?  От того «хватит!», с которым она заставила мужа замолчать, и  моего ощущения «все снова», что опять в переносе повторяется вся жестокость сексуального насилия и кастрации, я почувствовал неловкость. Как будто окончание анализа происходит как некое «хватит!» в сексуально-садистической сцене, которая в тайне проигрывается здесь. Казалось, она воспринимает мои слова как бьющий, насилующий и, в то же время, ценный подарок, как и в начале анализа. Как будто она пытается заставить меня замолчать или кастрировать тот садистический фаллос, который она предполагает у меня и у себя. Покинуть это место и уединиться в своих мыслях  значило бы отделиться  как отец. Что-то похожее происходило со мной. Остаться на месте с механическим, жестким, холодным и ценным инструментом матери мне тоже не хотелось.  Как же сместить это «хватит!» в  этой сцене наслаждения?  Это то,  для осуществления  чего отец ничего не сделал; он никак не повлиял на фалличность матери и не катектировал Магдалену  иначе, чем это делала мать. Возможно не была случайной форма в  которой она прознесла : «Мне снилось, что Хорхе мне дарит...»1)

Очень возможно, Магдалена чувствовала, что отец отдал ее матери, подарил. Если со мной она испытывала насильственную материнскую жесткость, окончание анализа могло повергнуть ее в ощущение покинутости отцом.

Я был поглощен этими чувствами и мыслями, а она продолжала говорить, но уже совсем другим, рефлексирующим тоном, охватывая в ассоциациях все, что было проработано в анализе.

«Тогда я не знаю имеет ли это какое-либо отношение к молотку. Молоток   это аукционист2) (это относится  как  к ее мужу, так и к убийству), это судья. Это тоже  нечто, чем можно забить гвоздь. Имеет  отношение к понятию «судить». Это я,  тот, кто  судит. Я слишком прямая, я  наказываю  его... А золото... золото молотка... не знаю, возможно на нем  был даже бриллиант ...  Той ночью мы занимались любовью... и я (нерешительно) ,... сегодня мы говорим о достижениях и потерях, не так ли?... мне удалось  испытать  удовольствие от любви. Мне удалось быть более свободной и наслаждаться. Не знаю точно с какого места сказать это (С какого места? Это звучит как «из какой части тела?»). Это ощущение.  Я  ему отдалась. Когда думаю, я много сужу, я оцениваю Хорхе, я контролирую свою ярость... А когда расслабляюсь,... иногда чувствую ярость, ненависть... Но, могу испытать  и большое наслаждение. Теперь  я знаю это. Кажется, именно здесь и есть тревога (тревожится). Но если позволю себе чувствовать все, я буду испытывать безудержную ярость. Или не буду? Не знаю...»

Она теперь  в состоянии видеть губительный садизм своего Супер-Эго, а также  фаллические и садистические особенности  своих желаний, что свидетельствует о  ее способности к  психическому  развитию и к  проработке содержаний, лежащих  в основе ее психики. В самом деле, от момента, когда она рассказывала сновидение, до момента, когда она стала думать о нем, произошло изменение тональности. Эта психическая работа открыла ей возможность сексуального наслаждения, наиболее вероятно, благодаря изменению отношений  между Супер-Эго, Эго-иделом и Эго, а, также,  благодаря  изменениям  в течении желания. И это позволило ей испытать желание и наслаждаться. Все это указывает на изменения в психической динамике и экономике. Однако, кажется, что такие процессы всегда провоцируют повторение определенных, фаллических и анально-садистических либидинальных линий, слитых с Супер-Эго и Эго-иделом.

Несмотря на то, что нам известно, что нет окончательного ответа и что разные возможности не взаимоисключаются, по моему мнению может быть полезно подумать над  следующими вопросами:  а) выходит ли эта слитость либидинальных  линии  за пределы возможности изменения  в анализе и,  в таком случае,  все, что мы  можем ожидать – это всего лишь достижение способности их  понимания?  б) возможно  это недостаток  только этого конкретного анализа?  в) можно ли настойчивое  повторение  таких  желании, какими они  проявляются  в ее сновидениях, рассматривать как реактивирование способов наслаждения и поиска неудовлетворенности,  поставленных в тупик окончанием анализа?

С другой стороны, меня интересует, каково мое положение в переносе в свете того сновидения и окончания анализа  и как на такое положение ответить? Этот вопрос мне кажется важным  в той мере,  в которой понимаю, что эффективность того, что мы говорим в интерпретациях зависит не только от смысла произнесенных слов, но, в значительной степени от того, с какой позиции мы их проговариваем.

А – Вы говорите, что теперь вы можете кончить. Ваша сексуальность все еще привязана к  завершению здесь. Именно здесь возникает ярость и тревога, страх того, что, если Вы позволите себе полностью почувствовать окончание, Вы не сможете контролировать эти чувства.

«Очень волнуюсь  с момента, когда я начала  понимать это. Сейчас я испытываю  печаль из-за окончания. Но чувствую тоже, что у меня появляются крылья. Все утра у меня будут свободны!  (смеется) ... Человек  всегда думает ... что на прощанье... в последний момент... возникает  подарок... Так сильно я волновалась в ту субботу,  думая о последнем дне здесь. (Относится  к субботе за несколько месяцев раньше)  Последний день как последний экзамен, можно сдать, можно провалиться. Это Вы скажете».

А – Но здесь «Вы решаете». Кажется, Вы либо опасаетесь,  либо  жаждете какого-то последнего, брутального суда.

Она ожидает что-то от меня  в конце. Подарок очень ценный и, одновременно, очень садистический: молоток – золото – бриллиант,  «аукционист/убийца» (“rematador”),  страшный суд. Ее Эго-идеал и Супер-Эго  помещены в меня. Ярость и тревога из-за окончания  кажутся все еще связаны с потерей объекта – аналитика – Эго-идеала, которого она сотворила для того, чтобы быть любимой и осужденной, одновременно. Этот объект имеет много общего с образом ее матери. Позиция явно нарциссическая и, в то же время, садистическая: быть совершенной, чтобы  получить очень ценный, но и суровый  подарок – это является  не чем  иным, как тем ценным и суровым, что она поместила в меня. Это то место, с которого она  себя  видит и  то же самое, из которого она  говорит.  Место нарциссического идеала, в котором бы ей хотелось бы быть увиденной другими. Она хотела, чтобы я ей сказал, что она  сдала экзамен на отлично, что стала совершенной. Но мы оба знали, что в ее жизни такой ответ не удовлетворял ее истинную потребность, потребность в том, чтобы ее воспринимали как дочь и как замечательную женщину. Быть воспринятой  как  замечательная  женщина значило бы быть в позиции отличной от той, из которой она  видит  замечательность другой женщины. С другой стороны, если бы я подчинился  обаянию этой совершенной  маски,   я был бы  всего лишь кастрирован  в этой фальшивой игре.

Ревность к «другой женщине», тема начальной части ее анализа, вернулась вновь в конце анализа в связи с вопросом,  кто  у меня  займет  место, которое она освободит: на нем может оказаться другая женщина.  В некоторые другие моменты анализа  эта «другая женщина»  возникала в качестве конечной цели ее желания, дальше мужчины, такой, какой была госпожа К. для Доры. Образ ее матери обладал атрибутами фаллического объекта желания. Но в этот раз казалось, что ревность относится к пустому месту, которое она оставит во мне, к нехватке ее во мне. Другими словами, ревность как аффект и фантазия, заполняющие пустоту, оставшуюся (во мне) после окончания ее анализа. И потому, что ей невозможно терпеть эту потерю во мне, она  помещает меня в нарциссическую позицию, подобно родительским объектам. В такой позиции каждый из них  является  по-своему совершенным, безо всяких потерь.

Она продолжает говорить: 
«Если  на отдыхе  что-то случится со мной, в марте я возвращаюсь!  (смеется) 
Если кто-то из близких мне людей умрет, возвращаюсь!»

А  ... кто-то из близких умрет...

« Да, в некотором смысле. (волнуется) Как раз в  этом  и есть тревога... боль... (звучит тревожно и больно). Получается так, что, заканчивая здесь, я начинаю думать о Хорхе. Как жил Хорхе все эти годы, пять  лет? Я его никогда не спрашивала. И мне очень больно (плачет) то, что я переживала трудные моменты, а  он не мог этого не  замечать.»

А –  Да, теперь Вы можете думать о Хорхе, о том,  как ему было рядом с Вами. Возможно Вас интересует тоже, как я прожил эти пять лет рядом с Вами,  Вы этого не можете знать.

«Правда, не знаю. Возможно, да... (волнение). Возможно  это  печаль из-за окончания влияет  так, что все  вижу ... не знаю,  как это ... туманнысто3)...такого слова нет?... 
Есть   туманно или тускло...  уйти – это так печально, это как отдельное оглавление.»

А – Отделить печаль от окончания... думать о том, что можно вернуться в марте... Сейчас трудная пора. «Если кто-то из близких умрет», Вы сказали. О какой смерти может быть речь?

«Да... Почему Вы должны это сказать!  Я знаю! (яростно) 
( Пауза)

А – Да, много ярости и боли.

«Вначале, пока вы не говорили, я была очень злая.» 
(Пауза)

А – Когда наступит конец, я с Вами больше не буду говорить и это Вас злит.

«Я сейчас вспомнила как мне приснилось, что мы с Исабел (подруга) были в каком-то отеле, думаю. Там был лифт,  мы поднимались на 16. этаж, с такой скоростью! Головокружительной!  Я забыла чемодан. В этом головокружении  я вылетаю из лифта, он как бы открыт, сначала  поднимаюсь вверх, как вихрь4),... а потом падаю... и некий человек меня хватает и спасает.»

А – Это желание, чтобы Вас схватили, не оставили наедине с женщиной? (Мое быстрое вмешательство – быстрое, так  как  сессия подходила к концу – похоже на быстрое движение, чтобы схватить ее до того, как  сессия закончится. Будто меня что-то подогнало сделать это.)

«Да, возможно... наверное потому, что я вспомнила, что сегодняшняя сессия закончится.  До этого я на время забыла об этом.» 

А – А вихрь trompada)?

«Да, злюсь... потому, что Вы меня покинете.»

А – Как ваш папа, когда он уходил в свой мир и оставлял Вас с женщинами, с мамой. 
(Пауза)

А – Приступ (trompa)?( Я  вспомнил, что у нее в детстве часто были приступы ярости)  
      
 «(Смеется) Да, Вы напоминаете мне о том, как я впадала в ярость, когда мне что-то не разрешали. Я страшно злилась. Схватите меня. Пусть не будет конца.» 
(Пауза)

А – Во сне Вы кое-что забыли. Вы даже забыли тот самый сон. Что это такое?

«Чемодан. С одеждой. Полон одежды. Я забыла о своей проблеме с одеждой. Я больше  не ищу убежище в одежде! Как это так? Всегда, когда меня что-то волновало, хорошо... ничего... здесь все было хорошо. Где я теперь буду находить убежище? Тот факт, что Вы были здесь так долго  давал мне увереность, ощущение  безопасности. А там – я сейчас вспомнила – там  Исабел подарила мне какие-то  кольца...»

А – Еще один подарок. Украшение, что-то несомненно ценное, кольца... Кажется совсем непохоже на золотой молоток. 
      
 «Да, это непохоже, это женственно. И это от женщины. Кольца  были красивы.»

Она принесла этот сон в конце сессии  и в конце анализа. Поэтому он остался незавершенным. Кроме того, он был проработан с большой скоростью,  напоминающей 
скорость лифта.

Женщина, о которой она говорила, это действительно ее подруга, но она ровесница ее матери. И Магдалена воспринимает ее как сексуальную женщину, какой она никогда не видела мать. Здесь я хотел бы подчеркнуть подарок  и сравнить его с подарком из первого сна. В обоих случаях подарок, как  нечто, что она ожидает от меня в конце анализа,  указывает на  некоторые ее аспекты во мне. В последнем сновидении подарок является ценным и в, то же время,  пустым (пропускающим, permeable). Он женственнен и приходит от очень особенной, в отличие от ее матери, сексуальной и красивой женщины, вместе с которой, однако, возникают опасности. Все сексуальные женщины, появлявшиеся  до тех пор  в ее анализе, были либо любовницами, либо проститутками. С последними она часто играла на улице во време детских прогулок с нянькой. Их  дом находился в жилом районе города,  на главной улице которого были проститутки.

Несомненно, что кольцо представляет и круг, и союз. Круг является одным из самых сильных символов целостности, возможности возвращения в отправную точку, что, наверное, имеет отношение к материнской груди и/или к тому целостному имаго матери-аналитика. Тогда как союз символизирует единство.

Но сон был также про падение, головокружение, про забытый, полный одежды чемодан, про забывание  собственного сна, про открытый лифт, про яростный удар (приступ ярости) и про  человека, который ее схватывает.

Здесь я имею в виду трансформацию Эго-идеала и захоронение Эдипова комплекса,  элементы указывающие на ее женственную часть, с которой несомненно связана ее способность женского сексуального наслаждения. Падение, забывание и открытость являются метафорами окончания анализа: сексуальность и окончание, спутанные воедино.

Мне показалось интересным то, что забывание проявилось внутри сновидения. Мы уже привыкли расматривать забывание как симптом. Однако, здесь речь не о забывании путем вытеснения, процесса с помощью которого что-то всегда сохраняется. Здесь речь идет  о том, что ей снится забывание, что подводит  нас к желанию (бессозательному, сновиденному желанию). Я противопоставляю здесь желание забыть, желанию покупать – удержать. А так же связываю желание забыть с дарованием, что приводит нас к теме дарования5).

СЕССИЯ 2

(предпоследняя сессия)

«Прошлой ночью мне снилось, что летаю.  Я была у М. и там, в бассейне, был Алваро 
(мужчина, с которыму нее в начале анализа был роман, несомненно как трансферентное отреагирование). Я была с ним. Потом я поднялась в верхнюю комнату.

Мне надо было прикрепить к спине маленький мотор и начать летать. Но мне не хватало смелости. Это было что-то похожее на самолетик с твердыми крыльями. Я стала занимать нужное положение тела, мне с трудом удалось запустить мотор. «Смотри, сейчас я упаду!», «Давай, давай!», кричал Хорхе. В конце концов я осмелилась и полетела. Одако, это не было «восхитительно»  как раньше. Мотор звучал как будто он в любой момент может остановиться, но продолжал работать. Я почувствовала головокружение и боль в животе.» (Пауза)

«Конец анализа – это как будто у тебя растут крылья. Но, не было в этом ничего восхитительного. Были хорошие моменты и  были моменты упадка...» 
(Пауза)

А – Падение, упадок, грусть...? (Эти слова пробудили у меня такое чувство)

«Да.... (пауза)... возможно. Было тоже что-то незаконченное, не так ли? Алваро представляет что-то незаконченное.»

А – Так...?

«Тоже может иметь отношение к  крыльям. Алваро  в  большей степени  мое воображение, чем некто  реальный. Крылья моего воображения, что-то похожее на фантазию. И опять  Вы. Когда мне снится Алваро нет никакой любовной сцены, как можно было бы предположить,  когда женщине снится ее любовник. Я подхожу, а он всегда на месте. Это могли бы быть Вы.»

А – Это Ваше желание. Сейчас стало яснее, что я не всегда буду. (Пауза)

«Личность Хорхе мне  недостаточно ясна. Думаю, он был там по  механической части, механика его восторгает. Мотор плохо работал. Были моменты, когда самолет летал 
очень хорошо  и это было замечательно, одно удовольствие, экстаз. В Рио я хотела попробовать планеризм...но....так и  не попробовала... там был и  человек, который 
управлял... я  смотрела на них  из  гостиничного окна.»

А – Вы говорите о чем-то, что плохо работает и о чем-то незавершенном. Во сне с предыдущей сессии было нечто «слишком быстрое». Что бы это могло быть?

«Ну, сексуально я  уже функционирую. Хотя, нельзя сказать, что все замечательно. У Хорхе все еще все слишком быстро. У меня, возможно, слишком медленно. Мне кажется, что проблема в том,  кто когда кончает.»

А – Медленно означает, что вы не хотите кончить? (Пауза)

 «У меня была фантазия, что если кто-то может кончить всегда, это помогло бы. Поэтому некоторые люди возвращаются в другие моменты жизни.»

А – Не кончить. Похоже, что кончить связывается с фантазией об оргазме и смерти. На прошлой сессии Вы сказали «если кто-то умрет».

«Хотя мне  вполне понятно что закончу. Я не думаю о реальной смерти. Дело в ощущении какого-то страха... Да, это страх ...  (пауза) ... Крылья.... Все эти годы все устраивалось так, чтобы я приходила  сюда. Я никогда не пропускала встреч, только когда куда-то уежала, и делала все, чтобы не отсутствовать.»

«Крылья могут иметь отношение к тому, что сказала мне одна подруга, что ее муж купил старинный  самолет, из ткани. И что он летает низко, как птица, не как самолет. – Здесь становится яснее как она, вместе с болью и яростью, теряет возвышенные представления обо мне и себе самой, мы оба как самолеты. – Я думала о том, что, когда я перестану ходить сюда, Алваро потускнеет. Он тоже изчезнет. Пару дней назад я думала о том, как, когда мы с Хорхе ссорились, я мечтала об Алваро. Это уже теряется. Возможно я боюсь, что, когда  перестану  ходить сюда, ко мне вернется  призрак Алваро. Он меня утешал.»

А – Призрак Алваро восполнит мое отсутствие, таким же способом, каким ревность к другой женщине может восполнить Ваше отсутствие здесь. Вам хочется восполнить отсутствия...  (пауза) .... ( В моем слухе резонируют слова «утешал... утешать»6))  ..... Con-solar… Это одиночество? ... Страх остаться одной?

«Да, одиночество. Заполнить себя одеждой, путешествиями, работой... Это скорее невозможность встречи. Там, где будете Вы, не будет меня, там, где буду я, не будет Вас. Мне кажется так глупо говорить об очевидном! (взволнованно)

А – Хммм.... (пауза) .... Опять головокружение и боль в животе...

«Да, Это происходит всегда, когда чувствую что-то неопределенно... недостаточную уверенность... Как мне будет? Как я справлюсь?

А – На такие вопросы здесь невозможно ответить.

«Хмм... Чем я восполню Это? Если это вообще возможно. (тишина)

СЕССИЯ  3

(Последняя сессия)

На последней сессии, в самом начале, Магдалена  вручает мне подарок. Это картина художника, которого она очень высоко ценит. Снова имеем подарок, как в сновидении.

Она говорит, что очень старалась найти именно эту картину, потому что она очень любит и ценит этого автора, а еще и потому, что, увидев эту картину впервые, она подумала, что это не то, что она ищет, тут  есть что-то незавершенное. И правда, в картине есть части, где масло неполностью покрывает  холст. Кроме того, центральную ее часть занимает  некое сооружение, которое могло бы быть монастырем или большой церковью и Магдалене это казалось «крикливым». Однако, просмотрев другие картины, она вернулась именно к этой,  так как в ней  было нечто важное и хорошо знакомое. Что-то незавершенное и, в то же время, законченное,  несовершенное и в то же время очень ценное,  что-то, что согласовывалось с окончанием ее анализа. На первом плане две фигуры, в которых она узнала мужчину и женщину, удаляются от  церкви, обернувшись к ней. Атмосфера прощания, удаления от чего-то, тесно связанного с образом ее матери, с религией. К тому же,  атмосфера несовершенности,  как  грим, нечто неполностью покрывающее, позволяющее увидеть почву (холст). И, наконец,  атмосфера  идущей вместе пары, рядом с этой сепарацией.

Я верю, что она действительно чувствует, что анализ дал ей крылья. В начале Магдалена не могла переносить мысль о том, чтобы получить что-либо от меня. Подарок, который она захотела в конце, твердые крылья, соответствующие ее телу, и моторчик, который трудно запускать. «Давай, давай!» – говорит ей мужчина – «Вперед! Наслаждайся! Кончай!»  Это то чувство, которое в ней не разбудил отец. А еще – это дарование.

Очарованием был бы фаллический, «восхитительный» полет, «экстаз», на который она смотрела из окна гостиницы в Рио, и человек, с которым она путешествовала. Быть увиденной и  увидеть себя  восхитительной.  Однако, с момента, когда возникает страх провала, вновь появляются  падение, открытость, забвение. Наслаждение кажется  более тесно связано с силой, со способностью летать – не как самолет, а как птица – со способностью сексуально наслаждаться и «кончать». И со способностью  дарить подарок, происходящий «из страха падения и боли в животе», из хорошо знакомого, возвращающего ее  в  законченную-незавершенную-ценную  картину, а не из восхищения, не из нарциссического экстаза.

Мои сомнения по поводу своевременности окончания анализа похоже были неотделимо связаны с ощущением  разрушения иллюзии. В одном месте, в переносе, я желал «абсолютно удовлетворяющего»  конца, похожего на «восхитительный оргазм», желаемый ею. По сравнению с ним,  любое удовольствие казалось, одновременно, и недостаточным и опасным. Недостаточным  в сравнении с фаллическим идеалом, опасным из-за приближения к этому наслаждению. Такое желание делало меня  антиподом фаллического восхищения – импотентным  в качестве аналитика. Печаль по изчезающему фаллическому идеалу  в одинаковой степени испытывают анализанд и аналитик, особенно тогда, когда приближается конец. Возможно самое главное, что может сделать аналитик в проработке окончания анализа, это де-конструировать фаллический идеал,  столкнуться с  неким  «не все», с незавершенным, которое заново открывает работу горевания.

Несомненно, я должен признаться,  в данном случае я  попал под давление (головокружение, большую скорость) моей пациентки, которой, как и ее матери, нравилось сидеть за рулем.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ПОСТСКРИПТУМ

Я поставил подзаголовок  Три сновидения и один подарок после слов  «от требования любви до дарования»Таким способом я обозначаю траекторию происходивших  в анализе процессов,  временную и логическую последовательность изменений  в психическом фунционировании. Сновидения, как, впрочем, и весь материал анализа, но они, особенно, как его привилегированная часть  – via regia –  закрепляются в переносе, что позволяет им приобрести эффективную значимость. В психоанализе не бывает эффективого смысла, т.е. смысла, способного произвести изменения, если он не проявляется в переносе. Сновидение  никогда не является тем, чем кажется,  у него нет определенного целостного значения,  но  каждый его значимый  фрагмент имеет множество связей с различными содержаниями,  уходящими корнями в бессознательное. Иными словами, частичные драйвы, соотносящиеся с вытесненной «инфантильной» сексуальностью, актуализируются в переносе. И более того, как мы видим в данном случае,  в последовательности снов  обнаруживаются  процессы  развязывания  и разъединения  значимых  бессознательных  нитей,  позволяющие  проследить  изменения, которые произошли благодаря  анализу. Точки фиксации, то есть, аффективные заряды, изначально действовавшие, в основном, садистическим  и кастрационным способом, перемещаются к бессознательному опыту ограниченного фаллического удовольствия, которое потом, своими спадами, постепенно уступает дорогу желанию и  возможности сексуального удовольствия. Сексуальное наслаждение  рождается из болезненного признания  незавершенности  в нас обоих  (кастрация другого и самого субъекта),  что, в свою очередь, поощряет развитие сильного требования (любви, садистического суждения),  всегда обреченного на неудачу. Открытие возможности давать и принимать – то, что я называю дарованием –  это и есть то, что  запускает  круговорот  наслаждения.  Наверное,  в этом смысле можно понимать как последовательность снов, так и трансформацию подарков Магдалены.

Думаю, что тогда  еще я неполностью осознавал, что это действительно конец и что больше не буду говорить с ней. Интенсивность переноса, как требования любви толкала к бесконечному любовному союзу. «Полет», мгновенная любовная сцена ... или наказание любовников (Паоло и Франсеска). Интенсивность  переноса, проявившаяся  в ее снах,  показывает как сильно Магдалена настаивала на своих фантазиях о соблазнении, в которых настойчиво проявлялись позитивная и негативная инцестуозность. Это требовало от меня активной работы над ее сновидениями и ее переносом в направлении окончания анализа. А  значит, в направлении запрета инцеста. Еще один способ сказать «хватит» фаллическому наслаждению. Наверное, поэтому я так настаивал на том, что окончание бесповоротно.

Магдалена  начинала разбирать бессознательную детскую сцену, которая  замкнула ее сексуальность, и это происходило в то же время, когда определенная смесь ее драйвов открыла дорогу оплакиванию объектов, переживанию потерь, выражению ярости и печали, вызванных потерями. Иначе говоря, она начала заканчивать. Незавершенность фаллического идеала, его несовершенность и  трещины, делают возможным начало захоронения.

Незавершенность находится на заднем плане всегда, когда мы задаемся вопросами об окончании анализа и, вообще, о любом  окончании. На картине не хватает немного краски, но автор подписал ее как законченную.

ПРИМЕЧАНИЯ

1) На испанском «me regalaba» может значить как «дарит мне», так и «дарит меня».(прим.пер.)

2) Исп.rematador (аукционист) содержит слово matador, что значит,”тот, кто убивает”. (прим.пер.)

3) М. произнесла несуществующее в испанском  слово nubuloso, вмето  nubloso или nuboso.(прим.пер.)

4) Исп. trompada значит «вихрь, ураган» и «удар»; entrompado= сердитохвачен яростью (прим.пер.)

5) Жак Деррида.  Презентация времени (прим.авт.) Полное название книги Ж.Деррида – Презентация времени: 1.Фальшивые деньги (Jacques Derrida. Donnerletemps: 1. La Fausse monnaie, 1991) (прим.пер.)

6) В исп. “consolaba” (утешал), содержится слово sola, – «одна, одинока» (прим.пер.)