В данной работе предпринята попытка анализа традиционных представлений о цикле контакта, используемых в теории гештальт-терапии. Описывается методологическая редукция, лежащая в основе классической концепции контакта, а также ее прагматическое значение. Акцент в статье ставится на детальном анализе методологических противоречий концепции, предложенной основателями гештальт-терапии. В фокусе внимания при этом находятся базовые конструкты гештальт-подхода – прегнантность, self, прерывания контакта и способы его организации. Кроме того, статья посвящена анализу методологических оснований модели, которая была бы альтернативой классической концепции цикла контакта и учла бы необходимость в разрешении фундаментальных противоречий, лежащих в основе последней. Такого рода задача выполняется автором в русле предложенного им диалогово-феноменологического подхода в психотерапии.
Ключевые слова: диалогово-феноменологическая модель контакта, прегнантность, self и его функции, фигура/фон, способы организации контакта, холизм, проекция, интроекция, дефлексия, конфлуенция, эготизм.
Целью предлагаемой вашему вниманию работы является детальное рассмотрение как пользы, так и ограничений, которые влечет за собой применение в психотерапевтической практике традиционной для гештальт-терапии модели цикла контакта.
Предполагающая в самом своем содержании схематичное описание опыта классическая концепция цикла контакта, принятая в гештальт-подходе, оказывается довольно стабильной опорой для терапевта и терапии. В связи с этим она является, наверное, одной из самых популярных и признанных среди практикующих гештальт-терапевтов. Она узнаваема даже студентами первой ступени профессиональных программ подготовки гештальт-терапевтов. Это и понятно – рассматриваемая модель имеет не только теоретическое значение, но и совершенно очевидную практическую ценность. Она довольно проста в использовании и имплицитно содержит богатые основания для множества совершенно конкретных психотерапевтических рекомендаций.
Редукция к ремеслу: прагматическое значение упрощения методологии гештальт-терапии
Успех популярности концепции цикла контакта, кроме всего прочего, полагаем, зиждется на простоте и стабильности описывающей психическую динамику схемы, лежащей в основе рассматриваемой модели. Опираясь на ее основные положения, терапевту становится совершенно понятным, что ему делать в каждой ситуации сессии, какого рода интервенции и в какой последовательности могут оказаться полезными, а также какая психологическая динамика скрывается внутри участка, блокированного тем или иным нарушением ego-функции. Таким образом, терапевтический процесс становится более или менее предсказуемым. Например, работа с проекцией сулит терапевту в процессе ее обращения гарантированный объем высвобожденного возбуждения. Терапевтическая работа с дефлексией помогает сделать контакт более прямым и позволяет клиенту обрести уверенность в процессе удовлетворения потребности. Разрушение интроекта позволяет поставить под сомнение очевидность всегда существовавших препятствий в жизни человека. И т.д. Более того, работа с различного рода нарушениями контакта носит последовательный и схематичный характер. Например, работа с интроекцией или проекцией может быть осуществлена лишь после осознания клиентом своей «фигурной» потребности, следовательно, не может предшествовать «терапевтической обработке» слияния. Если усилить описываемую ситуацию, то получится этакий психотерапевтический «гештальт-рай». Задача профессионального обучения при этом превращается в тренинг, в фокусе внимания которого находятся выработка навыков, «набивка терапевтической руки», формирование схематичного мышления, соответствующего рассматриваемому концепту цикла контакта[1]. В связи с этим появляется возможность контролировать как собственно процесс терапии, так и эффективность подготовки гештальт-терапевтов. Отсюда всего один шаг до следующего этапа – теоретически используемое в практике гештальт-терапии понимание цикла контакта могло бы лечь в основание алгоритмов терапии клиентов того или иного типа, чего-то, в некотором роде напоминающего схемы лечения в традиционной медицине. Таким образом, любой «хорошо выученный» гештальт-терапевт мог бы использовать эти апробированные алгоритмы для помощи различным клиентам, отличающимся друг от друга лишь типологически.
Однако сказанное имеет значение лишь до тех пор, пока мы готовы рассматривать гештальт-терапию в качестве некоторой разновидности ремесла[2]. Кстати говоря, такую позицию с уверенностью и страстью отстаивают многие гештальт-терапевты. Наверное, она заслуживает право на существование. Правда, при этом не избежать значительных ограничений методологии гештальт-подхода, например, в части базового концепта творческого приспособления.
У описываемой стабильности практики психотерапии, основанной на строгом следовании идее цикла контакта и его прерываний, есть и оборотная сторона. Терапия при этом превращается в выполнение некоторого схематизированного процесса на «терапевтическом конвейере». Разумеется, это необычный конвейер, предполагающий известное пространство для творчества (например, при построении гештальт-экспериментов). Тем не менее, творчество, заключенное в рамки пусть даже и обоснованной многолетним терапевтическим опытом, но все же схемы, предстает некоторым аналогом птицы с подрезанными крыльями или животными в зоопарке. Разумеется, описываемое схематизированное пространство не вмещает в себя всю полноту и богатство концепта творческого приспособления[3]. Более того, при помещении в него творчество должно утратить всякий смысл.
О методологических противоречиях традиционной концепции цикла контакта
***
В заключение ревизии традиционной модели цикла контакта подведем некоторый промежуточный итог. Представления о закономерностях протекания контакта для терапии, фокусированной на нем, являются чрезвычайно важными. В связи с этим рождение гештальт-терапии сопровождалось появлением методологического и методического инструментария, который бы смог аккумулировать представления о сущности терапевтического процесса. В роли такого инструментария выступила концепция цикла контакта. Выполняя свою связующую теорию и практику функцию, концепция цикла контакта, тем не менее, предполагала значительную редукцию методологии гештальт-подхода. Практика получила свой вполне пригодный (но упрощенный относительно методологии гештальт-подхода) методический инструментарий, которому возможно достаточно просто обучиться. Однако в процессе упрощения и деформации многих базовых философских, методологических и теоретических положений гештальт-терапия лишилась всего богатства своих ресурсов.
Прежде, чем попытаться вернуть методике гештальт-терапии ее теоретические ресурсы (чему будут посвящены последующие работы), тезисно обозначим спектр противоречий, с которыми мы сталкиваемся в процессе детального анализа традиционной модели цикла контакта. Каждое из них, так или иначе, связано с утратой творческого характера как представлений о природе психического, лежащих в основе гештальт-подхода, так и собственно процесса психотерапии, методически опосредованного моделью цикла контакта.
Во-первых, более или менее строгая логика цикла контакта, предполагающая закономерности его протекания на каждом из этапов, вступает в противоречие с концепцией творческого приспособления, заключающейся в том, что особенности процесса контактирования определяются скорее феноменологическими свойствами текущего, постоянно изменяющегося контекста поля.
Во-вторых, представления о динамике фигуры и фона в процессе контактирования субъекта по поводу удовлетворения им потребностей сталкиваются с важнейшими положениями принципа прегнантности, который заключается в том, что динамика дифференциации поля на фигуру и фон являются производными от динамики феноменологического поля, которая, как известно, свободна и непредсказуема. Попытка управления прегнантной динамикой нарушает естественную экологию поля.
В-третьих, привязка представлений о self-динамике в процессе контактирования к логике цикла контакта и его этапов является вероломной атакой на собственно концепцию self, вокруг которой строится вся методология гештальт-подхода. Self представляет собой спонтанный творческий процесс контактирования человека в поле, при этом слова «спонтанный» и «творческий» означают, что любая попытка вместить self в какие-либо рамки (пусть даже в рамки популярного методического инструмента) либо обречена на провал, либо (теоретически в случае успеха) чревато деструктивными последствиями. В любом случае отношение к self-процессу как состоящему из этапов разрушает его сущность.
В-четвертых, концепция сопротивлений (или прерываний контакта, или нарушений ego-функции), которая предполагает большее или меньшее соответствие их динамики логике цикла контакта, вступает в противоречие с базовыми положениями гештальт-подхода о том, что self представляет собой способ организации контакта. В связи с этим встает вопрос: насколько правомерным является рассмотрение некоторых психических феноменов через призму прерываний контакта, а не специфических способов его организации? Мы уж не говорим о том, что описанные в концепции сопротивления «формы прерывания контакта» встречаются в практике психотерапии на любом из этапов терапевтического процесса.
И, наконец, в-пятых, характерная для цикла контакта методическая позиция, предполагающая разделение поля на субъект и объект, «отбрасывает» нас от методологии поля к индивидуалистической психотерапевтической парадигме. Методологическое завоевание гештальт-подхода в виде децентрализации власти и размещения источника психического вне субъекта взаимодействия в самом процессе контактирования не может быть при этом не девальвировано.
Основания альтернативной модели контакта: диалогово-феноменологический подход
Методологические противоречия, содержащиеся в классической модели цикла контакта [1, 2, 3, 4, 5], уже были проанализированы нами в процессе размышлений о методологии гештальт-подхода. Относительно практики гештальт-терапии также следует сделать несколько важных замечаний. Зачастую в процессе терапии мы сталкиваемся с тем, что еще в своем начале он определяется «формами прерывания контакта», манифестированными вне своей логической очередности. Так, например, не редкость ситуация, когда довольно подозрительный параноидный клиент начинает процесс организации терапевтического пространства с проекций; более того их существование и динамика определяют течение терапии на протяжении значительного времени. Или созависимый клиент организует контакт посредством интроекции или ретрофлексии. Или, наконец, истеричный индивид использует в контакте различные формы дефлексии. Таким образом, типичный способ организации контакта клиентом в виде проекции, интроекции, дефлексии и т.д. появляется значительно раньше формирования того, что принято называть «фигурой», т.е. до прохождения преконтакта. С точки зрения традиционного понимания цикла контакта это немыслимое положение вещей. Тем не менее, это факт, к которому придется каким-либо образом отнестись. Несомненно, это еще один аргумент в пользу трактования рассмотренных механизмов в качестве форм организации контакта, а не его прерывания.
Обращаясь к практике гештальт-терапии, следует отметить, что рассмотрение типичного для клиента способа контактирования дает терапии значительно больше ресурсов, нежели идея соответствия прерывания контакта этапам его цикла. Гештальт-терапевту в этом случае не стоит более ограничиваться в преконтакте, например, фокусированием лишь на природе конфлуенции, и далее – на работе с интроекцией или проекцией, а следует быть открытым любым формам организации клиентом контакта в любой точке терапевтического процесса. Разумеется, такое положение вещей несколько усложняет работу терапевта, который более не сможет опираться на простую редуцированную схему построения терапевтического опыта, однако, позволяет сделать терапию несравненно богаче характеризующими человеческую природу творческими ресурсами.
О формах организации контакта
Употребив словосочетание «способ контактирования» вместо привычного «прерывания контакта», нам бы хотелось остановиться здесь немного дольше. Если рассматривать некоторые коммуникативные паттерны лишь в качестве «прерываний контакта», то что же тогда остается в пространстве между клиентом и терапевтом? По всей видимости, «терапевтический вакуум». Однако замечал ли кто-нибудь из практикующих терапевтов этот вакуум, и может ли кто-либо описать его феноменологию и свойства? Кажется, в своих размышлениях мы оказались в тупике. Представляется совершенно очевидным, что контакт терапевта и клиента на этом не останавливается, просто он приобретает специфические формы, хоть, возможно, и не самые зрелые, но все же доступные в настоящий момент для человека[5]. Идея «прерываний контакта (нарушений ego-функции)» выступает зачастую благодарной почвой для спасения терапевта от невыносимого напряжения в контакте с клиентом. В тот момент, когда присутствие в терапевтическом пространстве болезненно, пугающе и т.д. для терапевта, он с легкостью может «спрятаться» за крепкую методологическую стену концепции сопротивления и переждать опасность. Тем не менее, страшного в этом пока нет ничего – сложности наступают лишь в тот момент, когда этот процесс приобретает хронический характер. Например, если терапевт только тем и занимается, что реализует перманентный исследовательский проект, посвященный прерываниям контакта у клиента.
Терапевтическая игра «отыщи прерывания и получи бонус в виде профессионального удовлетворения», как правило, не приносит ничего хорошего и убивает сами основания психотерапии, фокусированной на диалоге. Клиент в такого рода психотерапевтической «методологии» превращается волей-неволей в объект исследования, прерывания же выступают его предметом. Теперь клиента можно сравнить со сломанным психическим механизмом (аппаратом), который просто необходимо починить. Надеюсь, читатель уже без труда сам обнаружил, насколько далеко в этой динамике мы оказались от методологии гештальт-подхода с его ценностями свободы, выбора, творчества, ответственности, центрированием на процессе, холистичностью и т.д.
Итак, вернемся к тезису, уже прозвучавшему немного выше – любые «формы прерывания контакта» следует рассматривать в качестве «способов его организации». Другими словами, если клиент и проецирует, дефлексирует, интроецирует и т.д., то тем самым он строит отношения в терапевтическом (и не только) поле. Более того, мне представляются упомянутые категории «прерываний контакта» и вовсе лишними внутри диалоговой модели терапии [7, 8]. Если мы как терапевты остаемся в рамках феноменологического подхода, то идея проекции или интроекции автоматически отсылает нас к каузальности, тем самым, выталкивая нас за пределы феноменологии. Кроме того, сами по себе знания о проекции и интроекции ничего нового не привносят в контакт, основанный на присутствии и телесно-психических интенциях, а не на информации детерминистского свойства.
Возвращаясь к психотерапевтической практике, отметим, что вышеизложенное определяет также и особенности терапевтического процесса. Так, например, если рассматривать «нарушения ego-функции» в качестве «способов организации контакта», то в терапии акцент ставится не столько на возвращении проекции или работе с интроекцией посредством, например, конфронтации с ее содержанием и последующей ассимиляции его, сколько на исследовании фона. При этом такого рода исследование имеет, по крайней мере, несколько основных направлений.
Первое разворачивается как процесс поиска некоторых деталей фона (по ходу этого процесса с неизбежностью занимающих место фигуры), которые бы способствовали формированию смысла актуального способа организации контакта. Второе направление реализует задачу восстановления свободы выбора и основано на том, что фон в текущей терапевтической ситуации содержит некоторые новые способы организации контакта, более соответствующие принципу творческого приспособления. Причем важно сказать, что в психотерапевтической диалогово-феноменологической практике оба направления являются взаимодополняющими и взаимообусловливающими. Например, появление новых способов организации контакта в поле интенсифицирует процесс смыслообразования и наоборот, появление некоторого смысла как результат прегнантной коммуникации фигуры и фона зачастую способствует формированию новых способов организации контакта, более адекватных текущей ситуации. К сущности диалогово-феноменологической модели контакта мы вернемся в соответствующей работе.
О соотношении фигуры и фона в процессе контакта : прегнантный характер сущности психического
Казалось бы, это положение имеет некоторое практическое значение, приложимое, по крайней мере, к редуцированному гештальт-ремеслу. Тем не менее, такое положение вещей является вероломным разрушением концепции прегнантности в самом ее основании. По определению, фигура выступает тем, что является фокусом переживания[6] человека в настоящий момент. При этой фигура, равно как, разумеется, и само прегнантное соотношение фигура/фон является образованием динамичным, определяемым текущей ситуацией поля. Естественно, что за время терапевтической сессии прегнантное соотношение может подвергаться трансформации десятки раз. На этом собственно, и основана диалогово-феноменологическая психотерапия. Именно динамика фигуры и фона лежит в основании терапевтических интервенций. Только такое положение вещей возвращает гештальт-терапии все ее богатство и восстанавливает творчество в своих правах.
Размышляя об идее прегнантности и ее значении для психотерапии, стоит отметить еще один ее прикладной аспект. Речь пойдет о природе психических явлений. Концепция прегнантности может оказаться полезной для анализа уже рассматриваемого нами ранее противоречия между представлениями о процессуальной и структурной природе психического [6]. Прегнантность в этом смысле сочетается с принципом дополнительности, по крайней мере, одним из своих аспектов. Напомним, принцип дополнительности, введенный в физике еще в начале прошлого столетия, обосновывал идею о дуальной природе частицы, имеющей как свойства материи, так и волны [10]. При этом сам описываемый принцип звучит следующим образом, частица имеет дуальную природу, однако, одновременно мы не можем рассматривать ее в обоих ракурсах. Имея отношения с частицей как с волной, мы не имеем доступа к ее материальной природе, и наоборот. Чем не описание принципа прегнантности, постулированного примерно в то же время в психологии. В психологии речь идет о том, что, рассматривая фигуру, мы не можем уделять столько же внимания фону. Применительно к природе психического в целях разрешения противоречия между структурным и процессуальным подходами к предмету психологии это означает, что, рассматривая структуру (личность), мы не можем учитывать процессуальный характер self. И наоборот, апеллируя к процессуальному характеру психических явлений, мы лишаемся доступа к представлениям о структуре. Другими словами, фигурой может быть в одно то же время либо процессуальный, либо структурный характер психического.
Тем не менее, как с очевидностью вытекает из содержания концепции прегнантности, оставшийся в фоне аспект природы психического, определяет значение «фигурного» аспекта представлений. Т.е. в том случае, если в фокус внимания психотерапевтического исследования поместить категорию self как процесса, то структурный аспект психического (представленный в традиционной психологии понятием личности) в некоторой степени будет определять смысл этого процесса. Именно поэтому структурное мышление психотерапевта помогает строить терапевтические интервенции, направленные на поддержание процесса развития. С другой стороны, если терапевт на каком-либо этапе терапии использует (например, в диагностических целях) структурные представления о психическом, то разрешение любого тупика на этом уровне лежит через актуализацию процессуальных аспектов природы психического. В психотерапевтической практике мы постоянно сталкиваемся с такого рода положением вещей. В связи с этим, возможно, пришло время положить конец непрекращающимся спорам о том, какой из подходов к сущности психических явлений – структурный или процессуальный – является наиболее перспективным и «правильным»?
О self-динамике в процессе контакта
озвращаясь к проблеме психологической динамики в процессе контакта, нельзя обойти вниманием представления о процессуальной природе психического. Поскольку self представляет собой процесс организации контакта в поле абстракций «организм» и «среда», то следует отказаться от любых попыток проконтролировать психологическую self-динамику. Любые фиксированные во времени последовательности возникновения self-паттернов могут быть релевантны лишь self-парадигме. Self же представляет собой единый процесс, реализуемый посредством трех его функций. Причем и id-, и ego-, и personality- функции осуществляются в одно и тоже время. Любое разделение их во времени и создание из них последовательности, вне зависимости от ее логичности и правдоподобности, рождало бы выраженные противоречия в методологии психотерапии, основанной на представлениях о процессуальной природе self. Правда, внесение в поле этих конфликтов прегнантной поправки могло бы несколько облегчить ситуацию. Например, в том случае, если в качестве методологического буфера использовать принцип прегнантности, т.е. рассматривать осуществление одной из функций как фигуру, реализацию же других видеть в качестве проявления фона, методологический клинч был бы разрешен или, по крайней мере, смягчен.
Мы предлагаем рассматривать функции self в качестве некоторых инструментов, опосредующих феноменологический процесс. Иначе говоря, и id-, и ego-, и personality- функции являются поставщиками элементов феноменологического поля для процесса осознавания. А вот сам процесс осознавания как раз и подчиняется принципу прегнантности. И если в какой-то момент терапевтического контакта возникает феномен, появление которого обязано функции id, то это вовсе не означает, что в это время элементы феноменологического поля, потенциально готовые к трансформации в феномен поля и поставляемые другими функциями self, отсутствуют. Латентность феномена никак не предполагает отсутствие элементов поля, являющихся его основанием. Собственно говоря, на этом принципе и основывается диалогово-феноменологическая модель контакта – в каждый момент в процессе контакта любой из элементов феноменологического поля, поставляемый любой из функций self, может быть потенциально трансформирован в феномен, инициировав соответствующие изменения в контакте и способах его организации в результате единого процесса осознавания/смыслообразования.
Advantage and restrictions of classical conception of cycle of contact
Примечания:
[1] К слову, можно отметить рост профессионального оптимизма участников долговременных обучающих программ подготовки гештальт-терапевтов в тот момент, когда они в течение нескольких сессий знакомятся с концепцией цикла контакта. При этом у них появляется некоторая уверенность в действиях, и если поначалу процесс-анализ сессии, проведенный обучающим тренером, вызывает смесь восторга и тревоги (поскольку зачастую выглядит как раскрытие секрета терапевтического фокуса), то со временем студенты сами приобретают способность к «препарированию сессии». Однако зачастую такая ситуация приводит к тому, что наблюдаемые слушателями сессии могут быть ими довольно четко отнесены либо к «правильным», либо к «неправильным». Профессиональное развитие же при этом претерпевает некоторую стагнацию. Тем не менее, заметим, что такого рода положение вещей является совершенно естественным в том случае, если рассматривать гештальт-терапию в качестве некоторого ремесла, и представляется разрушительным, если относить ее к сфере искусства или философской практики.
[2] Ранее нами уже отмечалось, что в современную нам эпоху постмодерна, психотерапия среди множества культурных сфер и областей размещается скорее в рамках искусства или философской практики [3]. Тем не менее, стоит отметить, что некоторые направления терапии стремятся в лоно науки. Так было, например, с самого начала возникновения психоанализа (вспомним хотя бы знаменитый «Проект научной психологии» З.Фрейда) или в полной мере относится, по всей видимости, к когнитивно-бихевиоральной терапии (КБТ). Однако во всех направлениях и школах психотерапии некоторая часть членов сообщества ратуют за присвоение психотерапии статуса ремесла.
[3] Хотя справедливости ради стоит отметить, что внутри самого концепта творческого приспособления содержатся некоторые противоречия, отражением которых выступает само его название. Творчество и адаптация в большинстве жизненных и психологических ситуаций выступают антагонистическими альтернативами. Собственно, само по себе творчество зачастую является предиктором дезадаптации, выходом за пределы психологической, социальной, методологической или культурной нормы. Нельзя, полагаем, да и не имеет смысла, заключать творческий интенциональный вектор в рамки более узкого процесса, даже если этот процесс и желаемый (каковым, например, в нашем случае выступает адаптация).
[4] Имеется ввиду редукция к схематизму прегнантного процесса.
[5] Совершенно очевидно, что сказанное имеет отношение не только к клиенту, но также и к терапевту.
[6] Полагаем, следует напомнить здесь, что под переживанием в рамках диалоговой модели терапии понимается: «… комплексная функция self, заключающаяся в создании и трансформации реальности в процессе жизни и деятельности организма в поле, а также приспособления к ней, в ходе которого эта реальность ассимилируется в self, выступая в свою очередь новым источником переживания» [9; С. 69-70].