В этой статье рассказывается об опыте работы семейных психологов, проведенной на базе Центра лечебной педагогики и дифференциального обучения "Наш Дом" (г. Москва), 2006 год.

Структура и концепция Центра

1. Детский сад интегративного типа, в группах которого находятся дети нормального развития и дети с особенностями развития (задержка психического развития, синдром Дауна, аутизм и пр.) - как правило, четыре "особых" ребенка в группе. В фокусе внимания специалистов оказывается создание адекватной развивающей среды для всех детей с учетом динамики их возможностей. Интегративная концепция детского сада заключается в том, что, с одной стороны, для детей с нарушениями развития, среда сверстников с нормативным развитием является мощным коррекционным и адаптационным фактором. С другой стороны, важным "идеологическим" аспектом интегративной программы является воспитание у детей эмпатии и толерантности к окружающим людям в условиях общения с необычными сверстниками.

2. Школа, в классах которой находятся дети от 8 до 16 лет с множественными диагнозами (ДЦП, аутизм, эпилепсия, глубокая степени умственной отсталости и т.д.). Из-за тяжести заболеваний практически у всех учеников отсутствует речь, затруднена моторика, серьезно поражено мышление, интеллект, аффективная сфера. Особенностью данного учреждения является подход, направленный на изменение отношения к детям с тяжелыми диагнозами, как к необучаемым. Занятия в школе, строящиеся на основе новейших разработок в областях коррекционной педагогики и нейропсихологии, направлены на максимально возможную адаптацию и развитие детей [6].

Интегративная концепция, на которой базируется данное учреждение, предполагает тесное сотрудничество, интеграцию разных специалистов: педагогов (воспитателей, логопедов, дефектологов), врачей (невропатолога, детского психиатра, педиатра). Недавно в коллектив специалистов был включен семейный психолог, усилиями которого на базе Центра была организована практика для стажеров специализации по системной семейной психотерапии Института практической психологии и психоанализа.

1. Формат, цели и задачи психотерапии

Психологическая работа с родителями (как правило, матерями) "особых" детей, в которой мы принимали участие, осуществлялась в рамках этой практики. Практическая работа психологов в Центре состояла из двух частей.

Первая часть включала в себя знакомство с детьми, посещающими школу и детский сад. Психологи участвовали в качестве помощников педагогов в детских занятиях музыкой, лепкой, в развивающих играх. Работа с "особыми" детьми была необходимым условием "вхождения" в практику, выдвинутым администрацией Центра, своего рода проверкой профессиональной пригодности стажеров. Психологи получили возможность лично оценить способности и ограничения детей; понять, насколько их профессиональная позиция "выдерживает" взаимодействие с экзистенциальной ситуацией, порождаемой множественными и необратимыми нарушениями развития "особого" ребенка. После нескольких рабочих дней, проведенных в детских группах, те психологи, которые выразили желание продолжить работу в Центре, переходили ко второму этапу практической работы

Вторая часть заключалась в собственно психологической работе с родителями "особых" детей. Был использован индивидуальный формат встреч (один психолог встречается с одним родителем), а также формат супружеской терапии (на прием приглашались оба родителя). Работа продолжалась от двух до трех месяцев с частотой один раз в неделю. Психологи встречались с родителями в стенах школы. Работа была бесплатной и добровольной (и для клиентов, и для психотерапевтов). Осмысление опыта этой работы было представлено в докладе на конференции "Профессиональная идентичность психолога-консультанта и психотерапевта", 16 апреля 2006 г., Институт практической психологии и психоанализа, г. Москва, и будет продолжено в данной статье.

Запрос на психологическую помощь родителям "особых" детей со стороны Центра связан с пониманием того, что, в силу множественности нарушений "особый" ребенок не может быть адаптирован и социализирован "сам по себе", отдельно от родительской семьи. Поэтому речь идет об интеграции в социум семьи "особого" ребенка в целом. Таким образом, целью психологической работы с родителями, в которой мы принимали участие, становится создание условий для социальной адаптации семей с "особым" ребенком.

Достижение этой цели требует выявления и развития сильных, ресурсных зон функционирования таких семей, опираясь на которые эти люди могут "повернуться лицом" к миру без чувства вины, стыда и отверженности. Таким образом, задачей психологической работы с родителями "особых" детей является выявление и развитие индивидуальных ресурсов членов этих семей, внутрисемейных ресурсов, ресурсов, лежащих за границами семейной системы. Для решения данной задачи оказывается уместным опираться на ресурсные модели человеческого функционирования в отличие от более привычных для нас дефицитарных моделей, сфокусированных на патологии индивидуума/семьи [21].

2. Выбор ресурсной модели в психологической работе с родителями "особых" детей

Понимание того, что психологическая работа с родителями "особых" детей в учебно-коррекционном заведении становится более эффективной и согласованной с позицией принимающего нас учреждения, если эта работа основана на ресурсной модели человеческого функционирования, пришло к нам в процессе взаимодействия с нашими клиентами. Мы выбирали между ресурсной и дефицитарной моделями в процессе нашей работы и учились на собственном опыте. Поскольку используемые нами понятия (дефицитарная и ресурсная модели) не являются широко употребляемыми в сфере психотерапевтической практики, мы скажем несколько слов о том, что мы имеем ввиду.

В семейной психотерапии дефицитарная модель предполагает существование определенных, заранее известных норм семейной организации и коммуникации. Отклонение от этих норм считается патологичным. В этом случае терапия фокусируется на том, что "не так" и требует "починки", неизбежно концентрируясь на дисфункциональных паттернах в семейной системе. В этой модели роль терапевта заключается в том, чтобы идентифицировать нарушения в семейной организации, коммуникации и пр. и работать на устранение этих нарушений [1].

Напротив, ресурсная модель семейного функционирования опирается на следующие предположения: "Семья постоянно генерирует собственные нормы в различных контекстах - историческом, культурном, этническом, политическом, социально-экономическом, межличностном. Терапевт находится в поиске сильных сторон семейной жизни, пытаясь поддерживать собственную уважительную заинтересованность и открытость к различиям. Разнообразие приветствуется. Терапевтический процесс направлен на усиление творческой способности людей решать проблемы, получать новые знания, развиваться сначала вместе с терапевтом, а потом без его помощи" [19].

Постепенно в поле семейной терапии начинают все громче звучать голоса, поддерживающие веру в то, что все семьи обладают способностью развиваться, обучаться и меняться. Часто клиенты, с которыми мы работаем, обладают большей компетентностью, чем может показаться на первый взгляд. Их способности, умения и знания, будучи увиденными и оцененными, могут стать для них полезными. Ресурсная модель не игнорирует патологию и дисфункцию, но делает упор на сильных сторонах людей и семей. Фокус терапии смещается на развитие компетентности клиентов с исправления "неполадок" в семейной системе.

Дефицитарную и ресурсную модель психотерапии можно рассматривать как истории, или нарративы, поддерживаемые терапевтами, организующие их видение происходящего. Разделяемые нами истории про семьи оформляют наш взгляд на них, приводят к селективному вниманию к определенным факторам и селективному невниманию к другим факторам. Если мы воспринимаем семью, как ригидную, дисфункциональную, триангулированную, то этот взгляд организует наше взаимодействие с этой семьей. История становится самосбывающимся пророчеством, в результате мы получаем то, что видим. Ситуация оказывается фрустрирующей для всех участников взаимодействия. Следующая история из нашей практики иллюстрирует непродуктивность использования дефицитарной модели (имена и узнаваемые характеристики наших клиентов изменены).

На прием пришла Наташа, женщина 35 лет, мама десятилетнего Сережи. У ребенка тяжелая форма эпилепсии. Наташа никогда не была замужем. Живет с сыном и своей мамой Ниной Алексеевной. Больше всего Наташу беспокоят ее отношения с мамой, которая описывается как незаботливая, осуждающая, во все вмешивающаяся женщина. Наташа рассказывает историю об «ужасной» матери очень подробно, монотонно и неэмоционально. У терапевта складывается впечатление, что это рассказ – «пластинка», многократно  повторенный в телефонных разговорах с подругой. Наташа с момента рождения сына не работает, потому что ее мать не остается с ребенком;  личная жизнь клиентки не сложилась, потому что мать выгнала из  дома появившегося, было, молодого человека. Наташа производит на терапевта впечатление инфантильного человека, который не берет на себя ответственности за свою жизнь, но обвиняет в своих неудачах другого человека, свою мать. С системной точки зрения проблема заключается в том, что  у клиентки не пройден этап сепарации. В семье Наташа занимает положение ребенка, такое же, как и ее сын. Время от времени она «бунтует» и уезжает в гости, не слушая протестов Нины Алексеевны. Но взять на себя ответственность и, например, заняться поисками доступной для нее работы, Наташа не готова. Наташа не мыслит себя сама по себе, как отдельная личность, и мечтает переложить груз ответственности «взрослой жизни» на другую, более авторитетную фигуру. У Нины Алексеевны основной способ эмоционального взаимодействия – это ссоры с Наташей, которую она видит незрелой, слабой, неприспособленной, Нина Алексеевна оказывается мощной фигурой, обладающей огромными возможностями влияния. Рождение ребенка-инвалида, нормальная сепарация с которым не возможна, тормозит все не завершенные на этот момент сепарационные процессы в семейной системе. Болезнь Сережи становится системообразующим фактором, поддерживающим дисфункциональную структуру семейной системы. Если терапевт видит свою клиентку инфантильной личностью, парализованной патологическими процессами семейного гомеостаза, он сам оказывается парализованным в своих действиях, неспособным создать условия для изменения каких-либо аспектов функционирования  клиентки. Психотерапевт оказывается в тупике, клиентка воспринимается им как «трудная», а психологическая работа с ней, как бесперспективная.

Дефицитарная модель оказывает сильное влияние на нас благодаря следующим факторам. Типичная ситуация, в которой люди ищут психотерапевтической помощи, это когда они считают, что что-то в их жизни идет не так [20]. Они приходят к нам с ощущением, что несчастны, и очень естественным кажется выяснить, что не так, и попытаться это исправить. Поддерживая разговор о проблемах, мы, говоря языком нарративных терапевтов, "уплотняем" проблемно-насыщенную историю жизни наших клиентов [11]. По мнению некоторых психологов, наше видение клиентов формируется на базе неадекватных и асимметричных данных [15]. Мы встречается с людьми, когда у них что-то неблагополучно, собираем об этом неблагополучии информацию, получаем "перекошенные" данные, что приводит к тому, что мы, терапевты, начинаем воспринимать мир в терминах дисфункции, патологии, дефицита. Наша работа приводит к селективному вниманию к проблемам и невниманию к сильным и ресурсным сторонам жизни клиентов.

Проведение терапии с верой в ресурсность людей имеет ряд преимуществ. Когда мы начинаем с сил и ресурсов, мы с меньшей вероятностью провоцируем сопротивление клиентов. Мы предполагаем, что большинству из нас проще при первом знакомстве говорить о том, что мы умеем делать хорошо, чем делиться болезненным опытом, "стыдными" секретами. Строительство терапии на основании компетентности служит напоминанием при исследовании трудностей, что у семей есть не только проблемы, но и силы. Обнаружение этих сильных сторон в жизни людей, которых мы консультируем, фокус внимания на их компетентности является лучшим основанием для нахождения будущих решений, дает место надежде и открывает новые возможности.

И, наконец, вера в ресурсность обладает потенциалом для обогащения нашей клинической работы. Когда мы обращаемся к клиентским ресурсам, они (клиенты) воспринимаются нами как более интересные люди. Их легче уважать и ценить. Мы начинаем понимать, что нам есть чему у них поучиться. Наша работа становится интересней и привлекательней. Кроме того, вера в ресурсность является "противоядием" от "профессионального сгорания" психолога [10].

Такой подход не означает, что мы романтизируем жизнь наших клиентов. Вера в ресурсность не предполагает минимизацию трудностей, которые существуют в их жизни. Важно избегать дихотомического взгляда на клиентов, как на только ресурсных, или только дисфункциональных. Мы должны осознавать и семейные силы, и семейные проблемы. Важный концептуальный сдвиг заключается в том, что мы начинаем с признания семейной компетентности как основания для того, чтобы помочь им справиться с проблемами, влияющими на их жизнь.

Анализ литературы, посвященной исследованиям семей с "особым" ребенком, помогает нам в определении сильных и ресурсных сторон жизни наших клиентов. Потенциальные ресурсы могут находиться в эмоциональной, когнитивно-поведенческой и экзистенциальной сферах их опыта, в области межличностных отношений [14]. В эмоциональной области - это радость и удовлетворение от заботы о ребенке, возможность делить с ребенком свою любовь, чувство исполненного долга [18]. В когнитивно-поведенческой области - это развитие новых навыков, умений, получение новых знаний, связанных с особенностями ребенка [13]. Мамы этих детей часто оказываются "профессионалами широкого профиля" в области дефектологии, коррекционной психологии, логопедии, авторами уникальных программ помощи "особому" ребенку. В экзистенциальном плане ситуация "особого" родительства может давать новое осмысление жизни, прояснять, что в жизни по-настоящему важно, способствовать развитию духовности. "Особый" ребенок дает своим родителям возможность стать лучше - более толерантными, сочувствующими, менее эгоистичными [17]. Супруги могут воспринимать заботу об "особом" ребенке как общее, объединяющее их дело, они становятся партнерами и соратниками по "особому" родительству [22].

В своей работе мы настроили "профессиональное зрение" на внимание к описанным выше факторам и нашли множество подтверждений тому, что в жизни родителей "особого" ребенка есть место позитивному восприятию, компетентности и духовности. Например, одна из наших клиенток, Мария, оказалась профессионалом высокого класса в области коррекционной педагогики. Разработанные этой мамой развивающие материалы являются уникальной методикой, получившей высокую оценку специалистов из Центра лечебной педагогики. Родители семилетнего Игоря, говорят о своем сыне с такой нежностью и теплотой, что не остается сомнений в том, что Игорь -- горячо любимый ребенок. Мама Игоря - глубоко верующий человек; она пришла к вере, когда у нее родился ребенок с синдромом Дауна. Марина (мама двенадцатилетнего мальчика с тяжелой формой эпилепсии) не видит ничего особенного в своей жизни, говорит, что, в некотором смысле, у нее все просто - нет сомнений, что важно, а что нет, каждый день приносит свои заботы и радости, жизнь поставила перед ней конкретную задачу - вырастить сына. Это непросто, но за долгие годы она много чему научилась; как понимать Артема без слов (ребенок не говорит), чем можно его порадовать, к каким врачам обращаться в случае кризиса, как с ним заниматься . Приведенные выше истории звучат оптимистично; обращаясь в терапевтическом взаимодействии в первую очередь к этим историям, мы строим "ресурсную площадку", которая является лучшим основанием для последующего обсуждения трудностей, с которыми наши клиенты встречаются в жизни.

Трудности, с которыми сталкиваются эти семьи, неизбежно накладывают сильные ограничения на материальную, профессиональную, социальную, эмоциональную стороны семейной жизни. Речь идет об увеличении финансового бремени, временных затрат, связанных с заботой о ребенке; о размыкающем границы семьи неизбежном тесном взаимодействии с различными медицинскими и образовательными учреждениями; об уменьшении гибкости в распределении внутрисемейных ролей, проведении досуга, профессиональном продвижении [12].

Мы разделяем мнение нарративных терапевтов, согласно которому дефицитарная модель - это линза, через которую жизнь семей видится как трагедия [19]. Она фокусирует нас на том, что было утрачено, и чего так не хватает. Трагичность истории может быть привлекательной свом размахом и драматичностью. Однако такой взгляд вызывает у терапевта чувство жалости и желание оберегать клиентов, что скорее закрывает, чем открывает для семей новые возможности.

Ресурсная модель часто помещает историю клиента в героический контекст, в котором есть признание трагедии их жизни, но акцент делается на смелости и решимости, помогающих противостоять многочисленным трудностям [16]. Героическая история поддерживает принципиально иной тип отношений с клиентами, в котором есть место для уважения клиентов и восхищения ими.

В жизни семьи ребенка с нарушениями развития есть много моментов, которые могут вызвать уважение и восхищение терапевта. Во-первых, родители, с которыми мы встречались, приняли решение растить своего ребенка дома, несмотря на настойчивые рекомендации медицинского персонала родильного дома (где обычно обнаруживаются врожденные заболевания) передать ребенка на воспитание в государственный интернат. Во-вторых, большинство родителей, с которыми мы познакомились, занимали активную позицию в оказании помощи своему ребенку. Мария, мама Лены, не только разработала для занятий с дочкой уникальные учебные пособия, развивающие мышление и речь. Понимая, что коммуникативная сфера - слабое место ее ребенка, эта мама организовывала летом на даче для дочери группы общения, постоянно приглашала в гости соседских детей, придумывала и устраивала увлекательные детские игры. Ирина, четырнадцатилетней Веры, девочки с множественными диагнозами (ДЦП, слепота, аутизм) обучилась методам лечебного массажа и в буквальном смысле поставила ребенка на ноги, вопреки прогнозам врачей, что ребенок ходить не будет. Мы узнали еще много других историй, которые характеризуют наших клиенток, как очень компетентных и целеустремленных мам, делающих все зависящее для развития и лечения своего ребенка.

Несколько слов об отцах этих детей, которые реже, чем мамы, но появлялись в кабинете психолога. Одна из нас познакомилась с Николаем, папой семилетнего Игоря, мальчика с синдромом Дауна. Ребенок отказывался ходить в детский сад, причем в прямом смысле - ложился на пороге квартиры и не шел. Николай, понимая, что развивающие занятия важны для его сына, каждое утро нес вырывающегося Игоря от дома до дверей детского сада, в метро с пересадкой, в автобусе, пешком (мама физически не могла справиться с этой задачей). После этого папа ехал на свою первую работу, потом на вторую и регулярно возвращался домой поздним вечером. Николай единственный в семье зарабатывает деньги, потому что мама занята заботой о сыне и не работает. Как говорилось ранее, воспитание, обучение и лечение ребенка с особыми потребностями требует значительных денежных вложений, в сравнении с ситуацией, когда ребенок развивается без отклонений. Забота Николая о сыне выражается, в частности в том, что он много работает, чтобы обеспечить финансовые возможности для развития своего ребенка. Итак, существует множество историй, позволяющих нам воспринимать наших клиентов как хороших родителей, компетентных и заботливых. Психологу, работающему с семьями "особых" детей, очень полезно понимать, что эти дети могут быть горячо любимыми и ценными для своих родителей.

3. Активная позиция клиентов

Когда мы взаимодействуем с клиентами, наши вмешательства производят на них определенный эффект. Даже если действия терапевта носят недирективный характер, важно понимать, что любая коммуникация является интервенцией [2]. Действия терапевта могут поддерживать компетентность клиентов, усиливать их активную позицию по отношению к собственной жизни, а могут неявно подталкивать их к занятию пассивной жизненной позиции. Например, Наташе трудно справляться с вспышками агрессии своего сына, особенно в публичных местах. Перед терапевтом в этой ситуации стоит выбор, каким способом помочь маме. Терапевт может обратиться к прошлым успехам мамы, к ее мудрости в общении с собственным сыном, к ее уникальному опыту отношений с Сережей. Это путь поиска исключений из проблемно-насыщенной истории про Сережину агрессию и Наташину беспомощность. Другой способ заключается в том, чтобы, например, предложить маме использовать приемы из тренинга детско-родительских отношений, которые, будучи эффективными, однако, не учитывают Наташиного уникального опыта. Как видно из данной иллюстрации, действия терапевта могут поощрять собственную активность клиента, апеллируя к его индивидуальному опыту, или неявным образом подавлять ее, хотя подавление активности клиента и не было "запланировано" терапевтом. Поэтому важно различать намерения наших действий и последствия этих действий.

Мы не призываем терапевтов "скрывать" свои профессиональные знания от клиентов. Наша мысль заключается в том, что психолог должен организовывать беседу таким образом, чтобы на первом месте оказывалась компетентность его клиента, а специальные знания предлагались бы клиенту как возможный способ обогащения его опыта.

Позиция терапевта, дающая пространство для активности клиентов, особенно важна при работе с родителями "особых" детей. Появление в семье ребенка с нарушениями развития является обстоятельством "непреодолимой силы", которое родители никакими своими усилиями не могут изменить. Что бы они не делали, их ребенок не будет развиваться, как другие дети. Такая ситуация может привести родителей к восприятию себя как жертвы "злого рока" [7], или, используя язык нарративного подхода, к уплотнению проблемно-насыщенной истории "От нас ничего не зависит".

Еще одно обстоятельство, поддерживающее эту проблемно-насыщенную историю, связано со спецификой некоторых нарушений. Например, природа аутизма такова, что, хотя исследователи отмечают полезность коррекционных занятий для детей с этой проблемой, не существует легко наблюдаемой линейной связи между количеством приложенных родителями усилий по развитию своего ребенка и улучшениями в состоянии этого ребенка. Бывают периоды, в течение которых родители не видят результатов своих трудов [3]. Подобные ситуации могут подталкивать родителей к пассивной роли, к восприятию себя людьми, которым мир не дает "обратной связи" на их усилия.

4. Рефлексия профессиональной позиции терапевта

Терапевт, поддерживая в психотерапевтическом взаимодействии активную позицию клиентов, бросает вызов установке "от нас ничего не зависит". Предпочтения клиентов, выявляющиеся в психотерапевтическом процессе, являются исключениями, или, используя терминологию нарративных психотерапевтов, уникальными эпизодами, в которых есть место выбору, в противоположность доминирующей истории, в рамках которой родители придерживаются реактивного, вынужденного способа взаимодействия с миром.

Для исследования влияния наших действий на клиентов мы предлагаем коллегам-психологам опираться на следующие рефлексивные вопросы:

• Как, по моему мнению, этот клиент или семья переживает наше общение прямо сейчас?
• Как клиент воспринимает себя в  этих отношениях?
• Поддерживает ли наше общение его уникальное знание, опыт?
• Поддерживает ли и усиливает ли наше взаимодействие степень его собственного участия и влияния на его жизнь?

То, как мы видим свою профессиональную задачу во взаимодействии с клиентами, организует наше общение с ними. Мы можем пытаться производить воздействия на семью, с целью устранить "неполадки" в ее функционировании. Другой вариант состоит в том, чтобы действовать вместе с клиентами, чтобы помочь им произвести изменения в их жизни [15]. Первый подход опирается на профессиональное знание (что мы знаем о человеческом развитии, патологии, семейном функционировании). Во втором подходе ценится как наше профессиональное знание, так и уникальное клиентское знание, и знание, которое развивается совместно во взаимодействии терапевта и клиентов. Разница данных подходов заключается в следующем: либо "работать над", либо работать вместе. В первом случае терапевт выступает в роли эксперта и руководствуется дефицитарной моделью. Во втором случае терапевт - союзник людей, обратившихся за помощью, опирающийся в своей работе на ресурсную модель.

Нередко обстоятельства подталкивают нас к воздействию на клиентов. Так обычно происходит, когда существует третья сторона, заинтересованная в результатах терапии. В процессе нашей работы с родителями мы столкнулись с непроговоренными, но присутствующими ожиданиями педагогов, что эффектом терапии будет более внимательное отношение родителей к рекомендациям коллектива специалистов. Другими словами, если психолог поработает хорошо, родители начнут следовать в воспитании, лечении и заботе о ребенке по пути, предлагаемом педагогами и врачами Центра, и, как результат, поведение, эмоциональное и физическое состояние ребенка улучшится. В таком случае критерием успеха нашей работы становится повышение лояльности родителей и улучшение поведения ребенка. Подобные ситуации "приглашают" психотерапевта к воздействию на клиентов. Однако, несмотря на то, что нередко оказывается естественным "работать над", а не вместе, выбор пути, по которому мы пойдем, остается за нами.

Альтернативой воздействию на клиентов является сотрудничество с ними. Сотрудничество начинается с признания компетентности обеих сторон. Клиенты - лучшие эксперты своего опыта. Когда их компетенция признается, у них больше возможности использовать свои знания и способности. Терапевты являются экспертами в том, чтобы создавать контекст, помогающий клиентам опираться на собственные силы в противостоянии проблемам, закрывающим от них предпочитаемое будущее [4]. М. Уайт, один из основателей нарративного подхода, считает, что клиенты - старшие партнеры в терапевтических отношениях, подчеркивая, что мы работаем в поле их жизни и опыта, где они лучшие эксперты и судьи [24]. Итак, каждый действует в зоне своей компетентности: мы поддерживаем клиентов в их "путешествии" по жизни, а направление они выбирают сами.

Сотрудничество предполагает, что мы стремимся стать партнерами наших клиентов. Отношения партнерства устанавливаются, когда мы приходим к клиентам как обычные люди, а не как далекие профессионалы. В практике это выражается в том, что мы говорим на языке клиента, избегаем профессионального жаргона и понятий из области нашего профессионального знания. Установление контакта становится проще, если мы придаем особое значение тому общему, что есть между нами и клиентами, при этом признавая и развивая любопытство к различиям. Обсуждение общих переживаний способствует уменьшению дистанции между терапевтом и клиентом, нивелирует различия в иерархии между терапевтической и клиентской позицией.

Особенности сеттинга работы психолога-волонтера в центре "Наш Дом" естественным образом сочетаются с партнерской позицией терапевта, способствуют сглаживанию иерархических различий между участниками психотерапевтического процесса. В отличие от психотерапевтической работы в формате частной практики, мы работали бесплатно, на территории школы, которая была в большей степени знакома и привычна нашим клиентам, чем нам, в удобное для родителей время. Скорее, мы были "гостями" наших клиентов, и в пространстве их жизненного опыта, и в физическом пространстве школы.

Психологическая работа, ориентированная на гуманизацию отношений терапевта и клиента, построенная на принципах партнерства, открывает перед терапевтом широкое поле возможностей. Одновременно такая позиция может переживаться терапевтом как более уязвимая. Профессиональное знание перестает "защищать" терапевта от болезненного опыта, переживаемого родителями "особых" детей. Наши собственные чувства, активизированные общением с клиентами, начинают оказывать на нас большее влияние. При работе с семьями, в которых есть "особый" ребенок, на терапевта могут начать оказывать влияние страхи, связанные с собственной жизнью ("А вдруг у меня/моих близких родится такой ребенок?"). Мы оказываемся ближе к клиентам, ближе к самим себе. Это и риск, и возможность нам больше узнать о жизни и о себе.

Терапевты (если этого нет в их личном опыте) не знают, каково это - быть родителем ребенка с множественными психоневрологическими нарушениями. Данные эмпирических исследований отражают тот факт, что в жизни наших клиентов могут находить место как болезненные переживания вины, стыда, одиночества, безысходности (ссылки), так и позитивные переживания, связанные с чувством исполненного долга, любви к своему ребенку, осмысленности жизни, личностного и духовного роста (ссылки). Чтобы присоединиться к опыту переживания "особого" родительства", в котором есть негативные и позитивные аспекты, надо уменьшить дистанцию в отношениях, "подойти ближе" к этим людям.

Чтобы иметь дело с эмоциональными трудностями наших клиентов нам лучше быть "равностатусным" партнером, потому что часто за этими трудностями стоит вина за рождение больного ребенка и стыд, как будто внутренние "пороки" родителей выставлены всему миру напоказ через нарушения у ребенка [8]. Разница в иерархии может усиливать чувство вины и стыда, потому что мы неявным образом ставимся на место судьи. Больше человечности и открытости помогает нашим клиентам выйти из дискурса "судья-обвиняемый", поговорить с нами как с "попутчиком" в поезде - откровенно и без самотравматизации.

Профессиональные знания говорят нам, что родители активно реагируют на ситуацию "особого" родительства; в таких семьях могут изменяться обычные способы удовлетворения потребностей в безопасности, любви, принадлежности, самореализации [23]. В каждой семье люди отыскивают уникальные пути, которые сильно отличаются от тех, которые приняты в обычных семьях. В этой ситуации избежать наклеивания "ярлыка дисфункциональности" на семью и попытаться увидеть сильные, ресурсные стороны семейной жизни, терапевту может помочь эмоциональное сближение с опытом клиентов.

Если мы опираемся в своей работе на ресурсную модель человеческого функционирования, нам может оказаться полезным использовать метафору "стремление к культурному любопытству". Применительно к терапевтическому процессу это стремление реализуется, если мы рассматриваем каждую семью, как уникальную микрокультуру [9], относимся к ней с любознательностью и уважением. В этом случае терапия начинается с прихода психолога в неизвестную ему феноменологическую реальность семьи, с тем, чтобы лучше понять ее опыт.

Руководство метафорой культурного любопытства в работе с семьями, в которых растет "особый" ребенок, дает на возможность больше узнать о различных аспектах компетентности родителей, об их уникальном опыте, сфокусироваться на ресурсных сторонах семейного функционирования, поддерживать уважительное отношение к нашим клиентам, лучше понять микрокультуру их семьи. Трудность в следовании культурному любопытству возникает, когда мы сталкиваемся с явлениями, противоречащими нашим ценностям и взглядам. В качестве иллюстрации представим следующий эпизод.

Как известно из области клинической психологии, дети с расстройствами эмоционально-волевой сферы, особенно при аутизме, склонны к бурным и непредсказуемым аффективным проявлениям. Вспышки агрессии могут быть направлены на себя, и тогда возникает серьезная опасность самоповреждений, и на других. В последнем случае могут пострадать окружающие этого ребенка взрослые и дети. Проблема усугубляется по мере взросления ребенка, так он становится физически более сильным и, как следствие, может нанести более тяжелый ущерб себе и другим людям [12].

Одна из учениц школы, в которой мы работали, четырнадцатилетняя Ира, периодически вела себя на занятиях таким образом, что учителям приходилось прилагать много усилий для обеспечения безопасности самой Иры и других детей. Девочка могла неожиданно кинуть стулом, начать бить ногами о стены, кусать себя за руки и пр. Преподаватели настаивали на необходимости консультации ребенка у психиатра. Мама Иры (Катерина) была категорически против. Катерина рассказывала психологу, что она натуропат, никогда не принимает таблеток, и своему ребенку не даст. Мама, в свою очередь, возмущена поведением учителей, считает, что они несправедливо наказывают ее дочь. История звучит таким образом, как будто мама не видит проблемы в том, что ее ребенок может покалечить себя и других детей, срывает уроки, держит преподавателей в постоянном напряжении. Данная ситуация была вызовом терапевтической позиции культурного любопытства, которую психолог предпочитал занимать в отношениях с клиентами. На терапевта влияли профессиональные знания, согласно которым, медикаментозное лечение в подобных ситуациях абсолютно необходимо и витально значимо. Поэтому психологу было бы трудно с живым интересом исследовать предпочтения клиентки в медицинских вопросах, касающихся практик народного целительства, поскольку при сложившихся обстоятельствах эти методы представлялись психологу неуместными и неадекватными. Кроме того, терапевты, как люди с высшим психологическим образованием, обычно разделяют научные ценности, которые опираются на логическое и рациональное мышление, поэтому обращение родителей к нетрадиционным лечебным практикам (народным знахарям, целителям) может восприниматься терапевтом как проявление "магического" мышления и вызывать неприятие.

Для того чтобы справиться с трудностями, возникающим в ситуациях, когда убеждения и действия клиентов противоречат нашим ценностям, психотерапевту могут оказаться полезными следующие вопросы:

• В каком контексте такое поведение может иметь смысл?
• Какое хорошее намерение может скрываться за фрустрирующим  меня поведением?
• Как я могу прийти к уважению этих позитивных намерений, если я не одобряю данное поведение?
• Чего я могу не знать об этой человеке/семье, что могло бы поменять мое отношение к нему/ней?
• Чему я могу научиться у этого человека (семьи)?

Психолог работала с Алей, женщиной 38 лет, которая живет с мужем и двумя детьми, 13 и 6 лет. Нетипичным было то, что в школе учится старший ребенок. Обычно проблемный ребенок в семье младший или единственный, так как родители из-за больших нагрузок, связанных с заботой об "особом" ребенке и из-за страха, что следующий ребенок тоже будет с проблемами, больше детей не заводят. Психолог обратил внимание на это отличие Алиной семьи и предположил, что рождение второго ребенка было сознательным решением, опирающимся на определенные области семейной ресурсности. Клиентка рассказала, что принять решение о рождении второго ребенка было непросто, но ее очень поддержал муж. Как это характеризует их супружеские отношения, их семейные ценности? Что это говорит об Але как о человеке, о каких ее качествах? Кто еще знает об этом? Эти вопросы психолога способствовали тому, чтобы зазвучала история про Алину компетентность; про то, что близким людям важно быть вместе, поддерживать друг друга "и в радости, и в горе"; что брак - это когда на человека можно положиться. Приведенная выше история была "площадкой" ресурсности; разговор о сильных, вызывающих уважение сторонах жизни Али и ее семьи привнес надежду в терапевтическое взаимодействие, которая впоследствии придавала партнерам по психотерапевтическим отношениям решимость противостоять влиянию проблем на Алину жизнь.

5. Отношение терапевта к проблемам, влияющих на жизнь клиентов

Переходя к обсуждению отношения к проблемам, которые оказывают влияние на жизнь наших клиентов, мы хотим поделиться следующим соображением прагматического характера. Психотерапевтам, опирающимся в своей работе на ресурсную модель человеческого функционирования, не всегда полезно использовать интернализирующую метафору (проблема находится внутри человека); структурные метафоры (проблема заключается в структуре, организации семьи); функциональные метафоры (проблема "нужна" человеку или семье), поскольку эти метафоры актуализируют проблемно-ориентированное (а не ресурсное) видение терапевтом своих клиентов.

Опора в психологической работе на ресурсную модель человеческого функционирования хорошо согласуется с важным концептуальным допущением, сформулированным нарративными психотерапевтами Дэвидом Эпстоном и Саллиан Рот следующим образом: "Люди - это не проблемы. Проблемы - это проблемы. Если идти до конца, то взаимоотношения между человеком и Проблемой - это проблема!" [5]. Проблема, таким образом, воспринимается как внешняя по отношению к человеку сущность, которую клиент под влиянием дискурсов, укорененных в социуме, интернализирует и считает своим свойством, чертой, характеристикой [4; 5; 9]. Другими словами, проблема, ранее воспринимавшаяся, как "внутренняя", приобретает относительный статус; следовательно, человек имеет возможность изменить свои отношения с проблемой в соответствии с собственными предпочтениями.

Очевидно, что не все проблемы "относительны", и что не все проблемы могут быть устранены из жизни человека. Например, если у ребенка тяжелое генетическое заболевание, это становится проблемой для его родителей, и не в наших силах сделать так, чтобы этого нарушения не было. Но в наших силах помочь родителям изменить отношения с заболеванием. Фокусировка на отношениях с синдромом Дауна, аутизмом и другими нарушениями (а не на самих нарушениях) переводит разговор в психологическую область, в "реальность второго порядка" [2]. Эта "реальность" имеет больше "степеней свободы"; в ней возможны изменения; в ней для наших клиентов есть место выбору.

В начале этой главы мы говорили о том, что некоторые клиенты нами воспринимались, как "трудные". Кавычки означают условный характер этого определения и наше понимание, что "трудность" не является свойством клиентов, но отражает наше субъективное восприятие опыта взаимодействия с этими людьми. В заключение мы хотели бы поделиться нашим опытом работы с "трудными" клиентами, исследовать природу этих трудностей и предложить практические рекомендации по их преодолению.

Бывают случаи, когда люди приходят к терапевту с четким пониманием того, что их беспокоит и не устраивает, но воспринимают себя, как не имеющих на эту проблему никакого влияния. Например, когда "проблемой" оказывается другой человек. Одна из уже упоминавшихся нами клиенток, Наташа, постоянно рассказывала про свою "ужасную" маму, которая не дала ей пойти на работу и разрушила ее личную жизнь. Периодически Наташа не выдерживает и сбегает из дому, но вскоре возвращается, и мать начинает терроризировать ее еще сильнее. Дополнительной проблемой, удерживающей Наташу в невыносимых отношениях, является ее больной ребенок и отсутствие денег. Как видно из этого описания, все проблемы Наташи находятся внутри других людей и обстоятельств. Попытки терапевта узнать о вкладе самой Наташи в отношения с матерью, о ее личном участии в поиске работы и налаживании отношений с мужчинами, клиентка говорит: "Вы не знаете моей матери" и продолжает рассказ о разрушительном влиянии этой женщины на ее жизнь. Другими словами, попытки терапевта конфронтировать позицию клиентки, которая может быть описана словами: "У меня есть проблема, но она находится вне зоны моего контроля", приводят к уплотнению проблемно-насыщенной истории про "ужасную" мать и укреплению позиции неконтролируемости проблемы. Взаимодействие терапевта и клиента оказывается под влиянием минимизирующего/максимизирующего, критикующее/защищающегося паттерна, в соответствии с которым попытки терапевта побудить клиентку принять ответственность за свою роль в отношениях с матерью, работой, мужчинами вызывают усиление ответной реакции про могущество и силу влияния других людей и обстоятельств на все стороны Наташиной жизни. Непривлекательной альтернативой конфронтации позиции клиентки "У меня есть проблемы, но нет контроля над ними", является уклонение терапевта от непродуктивной борьбы и занятие пассивной поддерживающей позиции по отношению к клиентке. Хотя это и может быть комфортным для клиентки (и для терапевта), но не способствует изменению ситуации.

Вариант, с помощью которого можно избежать описанных выше трудностей, основывается на допущении, что за жалобами клиентов существует позитивное намерение/цель [24]. Задачей терапевта становится поиск этого намерения, или цели.

• Наташа (про мать): …как она не понимает, она всегда, всю жизнь, делает одно и то же, чтобы мне было еще хуже…
• Терапевт: Вы хотите, чтобы что-то изменилось?
• Наташа: Да! Нет, я понимаю, что она пожилой человек, что у нее такой характер, что она…

Терапевт обращает внимание на эмоционально окрашенный, выбивающийся из общей тональности беседы возглас "Да!", который был первой реакцией Наташи на вопрос о желании изменений и предлагает клиентке исследовать тему изменений в жизни Наташи. Клиентка рассказывает, что она уже давно живет в неизменном мире, в котором болезнь ребенка, отсутствие денег является непреложной данностью. Близких подруг у нее нет, мужчины тоже, один день похож на другой. Наташа чувствует себя человеком, помещенным в комнату без окон, с гладкими стенами, потерявшей счет дням. И только отношения с матерью, бурные, эмоционально окрашенные, приносящие острую боль, дают ей почувствовать Наташе, что она живой человек. А живой человек - это тот, у кого что-то может измениться. Парадоксальным образом, поддерживая долгие годы мучительные отношения с матерью, Наташа поддерживала веру в то, что изменения возможны. Так начинает зарождаться истории про Наташу, Жаждущую Изменений, про Наташу, Верящую в Изменения, про Наташу, Готовую Пригласить Изменения в свою жизнь. Как видно из этой виньетки, поиск позитивного намерения или цели за жалобами клиентов, разделяющих убеждение, что проблемы находятся в другом человеке и вне зоны их влияния/контроля и выявление того, что поддерживало веру клиентов в то, что их позитивные намерения достижимы, дают терапевту возможность уйти от непродуктивной борьбы с клиентами, а также от бесконфликтного, но неэффективного избегания темы собственного участия в своей жизни.

Еще одна трудность заключается в том, что мы можем оказаться в поле противостояния родителей и педагогов. Мы упоминали в начале статьи историю Катерины, которая находилась в конфликтных отношениях с учителями. В такой ситуации нам важно не становиться ни на чью сторону. Поскольку мы работаем с клиентами на "близкой дистанции", есть опасность "проникнуться" их логикой. Как следствие, мы можем начать видеть ситуацию глазами клиентки, воспринимать воспитателей как нечутких, незаботливых, непонимающих и пр.

Наш опыт доказал, что в такой ситуации бессмысленно конфронтировать убеждения клиентов и доказывать им, что в действиях преподавателей нет злонамеренности. Конфронтация с большой вероятностью приведет к тому, что мы будем восприниматься клиентами как "агенты" враждебного лагеря, и наши отношения, ориентированные на сотрудничество, окажутся под угрозой. Наши отношения с клиентами могут оказаться под влиянием минимизирующего/максимизирующего паттерна, и чем больше мы будем убеждать их в добром расположении преподавателей, тем больше контрпримеров будут приводить наши клиенты, чтобы убедить нас в обратном. В работе с Катериной психолог попытался действовать в рамках истории Катерины про недоброжелательных преподавателей, отнесся к ней как к любой другой проблемно-насыщенной истории (в терминологии нарративных психотерапевтов), исследовал влияние этой истории на клиентку, ее реакции, порождаемые этими влияниями. Психолог искал исключения, которые могли бы стать основанием для других отношений между Катериной и преподавателями.

По мере того, как мы начинаем искать события, выпадающие из круга проблемного взаимодействия, которые могут привести к развитию более конструктивных отношений, мы можем задавать следующие вопросы об ограничивающем контексте существующих отношений:

• Что, как Вы думаете, является преградой для того, чтобы они (педагоги) увидели и оценили Ваши усилия по воспитанию и заботе о ребенке?
• Если бы кто-нибудь из преподавателей встретился с Вашей семьей вне учебного контекста, а просто как обычный человек, какие Ваши достижения произвели на него/нее наибольшее впечатление?
• Как бы педагоги могли  описать Вашу дочь, Вас, Ваши отношения с дочерью?
• С чем Вы согласны, а с чем нет? Что они должны узнать о Вас, Вашей дочери, Ваших отношениях с дочерью, чтобы увидеть ситуацию иначе?

В ходе такой беседы Катерина начала видеть в действиях педагогов не только проявления их недоброжелательности, но и стремление обеспечить безопасность ее ребенка и другим детям. Дальше мама захотела обсудить с психологом сложившуюся ситуацию в том ключе, что раз еще несколько лет она вынуждена общаться с преподавателями (до окончания Ирой школы), то каким способом можно было бы сделать это общение менее болезненным и более конструктивным.

6. Результаты психологической работы

Обсуждение опыта работы с родителями "особых" детей было бы неполным без осмысления результатов нашей работы. Поскольку наши идеи во многом перекликаются с теоретическими допущениями, существующими в нарративном подходе, то вслед за Майклом Уайтом мы повторим, что лучшими экспертами эффективности психотерапии являются сами клиенты [5]. С другой стороны, наша работа, как любая работа в организации, была подотчетна заказчику этой работы, которым в нашем случае выступал центр "Наш Дом". Поэтому обсуждение достигнутых результатов психотерапии будет построено по схеме, отражающей присутствие двух заинтересованных сторон - наших клиентов и преподавателей данного учреждения.

Работа, в которой интересы клиентов обладают безусловным приоритетом, предполагает, что оценка результатов психотерапии должна производиться таким образом, чтобы это было полезно нашим клиентам, а не удовлетворяло только "внешние", исследовательские интересы психолога. Во время завершающей встречи мы фокусировались на достижениях родителей, делали акцент на их активном вкладе в изменения в различных областях их жизни. Такой подход к определению результатов психологической работы гармонично сочетается с нашим пониманием задач этой работы, которые, как говорилось ранее, заключаются в выявлении и развитии ресурсных сторон жизни наших клиентов.

В этой статье мы уделили больше внимания ресурсным сторонам жизни наших клиентов, и меньше говорили о проблемах, которые родители "предъявляли" нам, как психологам. Однако в разделе, посвященном "трудным" клиентам, мы обсуждали "проблемно-ориентированную" историю Наташи и Катерины. Поэтому мы расскажем именно об этих мамах, о том, в чем они видят свои достижения.

Сейчас Наташа пытается расстаться с убеждением "у меня есть проблемы, но нет контроля над этими проблемами". Она обнаружила, что это убеждение для нее не полезно, потому что оно заставляет Наташу жить в неизменном мире, котором Наташа чувствует себя "человеком, помещенным в комнату без окон, с гладкими стенами, потерявшей счет дням". Таким человеком Наташа быть не хочет. На самом деле, Наташа - человек, жаждущий изменений, готовый пригласить изменения в свою жизнь. Наташа ощущает себя человеком, который делает первые шаги на пути к приобретению этой новой, предпочитаемой самой Наташей, идентичности (ссылка). В этих шагах ее поддерживают две мамы из школы, в которой учится ее сын.

У Катерины был большой "счет" к преподавателям школы, в которой учится ее дочь. Непонимание со стороны преподавателей добавлялось ко всем прошлым "непониманиям" со стороны врачей ее дочери, соседей, бывших подруг. "Непонимание" было таким большим, что мешало Катерине замечать те моменты, когда преподаватели предлагали Катерине нечто полезное для ее дочери. Катерина далека от идеализации этих людей, но не хотела бы, чтобы "непонимание" препятствовало бы получению реальной помощи как в отношениях с преподавателями, так и с другими людьми. Альтернативой "непониманию" Катерина считает "спокойное отношение". У Катерины есть личные качества, такие как рассудительность и уравновешенность, которые помогают ей пригласить "спокойное отношение" во взаимодействие с людьми.

Поскольку наша работа была подотчетна не только нашим клиентам, но и организации-заказчику психологической помощи, встал вопрос об оценке нашей работы представителями этой организации. Обратную связь от педагогов Центра мы получили благодаря помощи руководителя практики О.Березкиной. По свидетельству преподавателей и воспитателей, родители, с которыми мы работали, научились видеть способность к самостоятельности у своих детей; у родителей появились силы осваивать новый опыт; улучшилось качество контакта с педагогами. Подобные изменения оцениваются представителями центра "Наш Дом" как позитивные.

И в заключение мы хотели бы сказать несколько слов от каждой из нас по отдельности. В мае учебный год у детей в школе закончился, и вместе с ним завершилась наша работа с родителями. Мы собрались для того, чтобы обсудить профессиональные впечатления и поделиться, что каждой из нас дала эта работа.

Люси: Я благодарна родителям, с которыми я встречалась за то, что они позволили мне быть со-участницей некоторой части их жизни. У меня вызывает уважение и искреннее восхищение их компетентность в воспитании и общении с "особыми" детьми, их смелость ходить "нехожеными" тропами, умение ориентироваться на уникальный опыт своей семьи, своего ребенка. Я поняла, что "особый" ребенок может быть горячо любимым и ценным для его родителей, не зависимо от диагноза. Из-за того, что опыт этих родителей сильно отличается от моего опыта, мне было с ними и интересно, и трудно. Мои трудности в работе были похожи на те трудности, с которыми сталкиваются в жизни мои клиенты - когда много неопределенности и нет готовых ориентиров и проверенных методов и правил. Ресурсная модель, не патологизирующая клиентов, не приклеивающая к их семьям "ярлык" дисфункциональности, помогла мне с оптимизмом общаться с родителями "особых" детей и творчески подойти к этой работе, а методы нарративной терапии были полезными техниками для совместного терапевтического "путешествия".

Лена: Был такой фильм про древнюю Русь "И на камнях растут деревья". Название этого фильма отражает мое основное впечатление от опыта общения с родителями "особых" детей. Несмотря на тяжелые жизненные обстоятельства, эти родители способны быть любящими и творческими людьми. В процессе работы с ними я развивала свою способность видеть сильные, ресурсные стороны человеческого опыта. Встречи с родителями закончились, но искренняя готовность восхищаться разными позитивными проявлениями в жизни людей осталась со мной.