О сущности эксперимента в практике психотерапии переживанием

Год издания и номер журнала: 
2016, №1

Аннотация

Статья описывает в самых общих чертах сущность концепции эксперимента, используемую в рамках диалогово-феноменологической психотерапии. Автор предпринимает краткий экскурс в описание сущности эксперимента как технического приема, привнесенного в психотерапию основателями гештальт-терапии. Рассматривается специфика использования эксперимента в психотерапии, фокусированной на переживании. Отдельное место в статье отводится анализу условий, при которых использование экспериментов может быть наиболее эффективным.

Ключевые слова: диалогово-феноменологическая психотерапия, переживание, феноменологическое поле, эксперимент, гештальт-терапия, теория self, осознавание, выбор, первичный опыт.

Идея этой статьи заключается в том, чтобы продемонстрировать читателю направление, в котором разворачивается диалогово-феноменологическая методология психотерапевтического эксперимента. Я запланировал эту статью как краткий очерк, несмотря на то, что эта тема довольно большая и непростая и требует отдельной книги для ее полного раскрытия. Здесь я обозначу несколько основных методологических векторов, которые являются определяющими для использования экспериментов в процессе психотерапии переживанием.

Эксперимент как основа гештальт-терапии

Некоторые гештальт-терапевты при поверхностном знакомстве с психотерапией, фокусированной на переживании, зачастую приходят к необоснованным выводам относительно того, что процесс психотерапии в этом методе представляет собой лишь исключительно разговор двух людей. Эксперименты здесь, по их мнению, оказываются неуместными, поскольку не поддерживают процесс переживания, а являются исследованием «внутренней феноменологии» клиента, выступают плацдармом для осознавания хронических способов организации контакта, испытания некоторых новых способов или являются средством подтвердить актуальную терапевтическую гипотезу. При таком понимании эксперимента, разумеется, он не годится для использования в целях восстановления способности переживать. Но должен ли эсперимент быть таким? Полагаю, не обязательно. Более того, сама идеология эксперимента, которую привнес в психотерапию Фриц Перлз [1, 2, 3], основывается на принципе творческого приспособления. Мне кажется, именно это стало основанием для революции в практике психотерапии, которую начал основатель гештальт-терапии. Революция в теории, как я уже говорил, была, на мой взгляд, осуществлена посредством теории self.

Именно фокусирование на новом опыте и осознавание своей жизни и способов организации контакта в поле организм/среда отличает гештальт-терапию от других школ и направлений. В некотором смысле это психотерапия действием. Эксперименты в гештальт-терапии в самом общем виде выполняют две основных задачи. Во-первых, условия созданные по ходу эксперимента, помогают клиенту осознать те способы, которыми он организует свою жизнь, и ответить на вопрос о том, насколько ему годится и нравится происходящее. Как следствие, появляется более или менее выраженное желание изменить те или иные аспекты своей жизни. Вот тут и становится актуальной вторая задача, стоящая перед терапевтом, организующим эксперимент. А именно – попробовать помочь клиенту внести в свою жизнь инновации – сделать что-то по-новому, предпринять иные выборы, испытывать те чувства и осознавать те желания, которые раньше не отваживался замечать и пр. В фокусе внимания всего этого процесса всегда находятся способы организовывать контакт, которые использует клиент.

Существует множество видов экспериментов, а также некоторое количество вспомогательных приемов – амплификация, монодрама, «пустой стул» и пр. Чаще всего эксперимент так или иначе встраивается в модель цикла контакта, к которой апеллирует гештальт-терапевт и опирается на его динамику, реализуя соответствующие циклу контакта задачи. При этом, как правило, эксперимент подчиняется логике той или иной терапевтической гипотезы, которую проверяет терапевт. Именно терапевт отвечает за ход эксперимента, помогая клиенту ассимилировать тот или иной опыт, полученный в процессе. Как правило, эксперимент предваряется некоей фазой ориентировки, в которой терапевт проясняет текущий феноменологический контекст, проявленный в виде фигуры на фоне. А завершается эксперимент попыткой ассимилировать полученный в ходе него опыт. Эта задача, правда, не всегда может быть реализована во время текущей терапевтической сессии, поскольку ассимиляция опыта это единственная составляющая психотерапии, которая не может быть проконтролирована никакими техническими средствами здесь и сейчас. В некоторых случаях процесс ассимиляции какого-то элемента опыта может занять несколько минут, в других же – растянуться на несколько лет или не завершиться вовсе.

 

Эксперимент в диалогово-феноменологической психотерапии

Пришла пора определить специфику методологии эксперимента, свойственной психотерапии переживанием. Актуален ли эксперимент как средство восстановления и сопровождения переживания? И если да, то есть ли какие-то особенности его использования в рамках методологии диалогово-феноменологического подхода? Если кратко, то на оба вопроса имеет смысл ответить «да». Эксперимент может оказаться очень удачным средством восстановить потерянную способность переживать клиентом свою жизнь. Вместе с тем нельзя обойти вниманием и ряд особенностей, которые приобретает эксперимент в методологии диалогово-феноменологической психотерапии. Поговорим немного о них.

Эксперимент самоуправляем. Он является источником самого себя! Первое и самое главное, что важно усвоить, чтобы уловить суть диалогово-феноменологической методологии применительно к экспериментам, следующее – не мы строим эксперимент, и не мы им управляем! Эксперимент создает сам себя. Мы динамические элементы этого глубокого и мощного процесса – возможно, чувствительные, творческие, но все же элементы. И чем больше мы пытаемся забрать власть у эксперимента, тем больше мы снижаем его эффективность. Поскольку в этом случае мы изымаем значительную часть витальности поля из этого процесса.

Разумеется, эксперимент не случается сам собой. Его всегда кто-то организует. Для этого и нужен терапевт. Что я имею в виду, когда говорю, что эксперимент создает сам себя? Сопровождая клиента в процессе эксперимента, хороший терапевт всегда максимально отражает и является проводником минимальных интенций в поле, которые проявляют себя в эксперименте. Как я уже не раз утверждал, квалификация терапевта определена тем, насколько чувствителен он к полевым процессам и насколько эффективно он выступает в своей роли их проводника и агента. В некотором смысле поле говорит с нами посредством эксперимента. Терапевт при этом является его голосом. И чем более чувствителен профессионал и чем больше он способен отдаться полевым процессам, тем эффективнее эксперимент.

Для этого терапевту важно быть внимательным к минимальным проявлениям поля, появляющимся по ходу эксперимента с тем, чтобы дать им возможность развиться. Именно дать возможность развиться – не сформировать, не закрепить, не раскрыть, не усилить, а именно создать возможность для развития. Мы никогда не можем предсказать, какова будет жизнь того или иного феномена, которому мы создали возможность для развития в процессе переживания. Мы просто внимательно наблюдаем за происходящим. Что будет дальше – определяет только само поле посредством эксперимента. Но сработает эффективно данная модель только в том случае, если в эксперименте нам удастся «отдаться» полю, что было бы невозможным, если бы мы строили эксперимент, стараясь подтвердить ту или иную свою терапевтическую гипотезу. Даже в том случае, если мы готовы к тому, что она не подтвердится.

В хорошем эксперименте, фокусированном на поле и переживании, терапевт и клиент выступают его средствами. Власть при этом остается у поля, которое управляет собой посредством эксперимента. Иначе говоря, не мы управляем ходом эксперимента, но он управляет нами и самим процессом. «Дайте эксперименту возможность управлять», - таков девиз диалогово-феноменологической модели эксперимента. Все, что нам остается, это предвосхищать его интенции.

Эксперимент может быть основан только на ВЫБОРЕ. Базовый тезис о самоуправляемости эксперимента происходит из фундаментальной посылки диалогово-феноменологической психотерапии о примате выбора над содержанием терапии. Это означает, что не так важно, что вы как терапевт предложите в процессе эксперимента своему клиенту, как то, будет ли это предложение происходить на основе акта свободного выбора. Напомню читателю, незнакомому с методологией психотерапии переживанием, что выбор является не волевым процессом, осуществляемым человеком, но функцией поля, которую оно реализует в психотерапии посредством своих агентов – терапевта и клиента. Выбор – это некая более или менее явная подсказка поля о следующем вашем ходе в процессе терапии. Иногда эта подсказка едва уловима и проявлена на полутонах феноменов. Задача терапевта – дать ей право на более полную жизнь в процессе переживания. Вы в некотором смысле – его голос. Таким образом посредством акта выбора эксперимент становится самоуправляем и соприроден полю. Запомните – мотив интервенции в эксперименте важнее ее содержания!

Эксперимент всегда происходит в контакте с высокой степенью психологического присутствия. Это одно из ключевых и фундаментальных условий проведения эксперимента. Это важно постольку, поскольку наша задача заключается не столько в осознавании имеющихся коммуникативных паттернов и даже не в формировании нового опыта у клиента, сколько в процессе переживания человеком своей жизни. По этой причине присутственный контакт просто необходим. Эксперимент может разворачиваться в контакте с самим терапевтом, где он играет ключевую роль, участвуя в нем «на равных» вместе с клиентом. Но может разворачиваться и в направлении тех или иных образов, феноменологически представленных сейчас в поле – конкретных людей из окружения клиента, его телесных реакций, фантазий и пр. Статистически чаще случается второе, поскольку терапевты являются, к счастью, не самыми близкими и важными людьми в жизни клиента.

Важно отметить, что само содержание эксперимента имеет вторичное значение по отношению к качеству психологического присутствия клиента и терапевта в этом процессе. Иначе говоря, гораздо важнее, насколько полно участники эксперимента присутствуют в его содержании, чем то, что мы предпринимаем в процессе и какие действия совершаем. Это важное отличие от гештальтистской идеологии эксперимента. Оно исходит из базовой методологической посылки диалогово-феноменологической психотерапии о примате качества и глубины переживания над его содержанием. Примерно по тому же принципу, по которому в более ранних работах [4, 5] я постулировал примат свободного акта выбора над его содержанием и самое главное – мотива терапевтической интервенции по отношению к ее содержанию.

Разговаривая о сущности психотерапии, фокусированной на переживании, мы не раз обсуждали, что не так важно, что говорит терапевт клиенту в процессе интервенции, как важно каковы его полевые мотивы. Если они концептуальны, то от интервенции лучше отказаться – ничего хорошего из этого предприятия не получится. Если они проистекают из свободного и соприродного полю акта выбора, такая интервенция вне зависимости от содержания с большей степенью вероятности будет продвигающей в соответствии с целями диалогово-феноменологической психотерапии. Сказанное в полной мере справедливо и в отношении психологического присутствия участников эксперимента в его процессе.

Чтобы ни предпринимал терапевт в процессе эксперимента, важно, чтобы в фокусе его внимания находился аспект психологического присутствия в контакте – и его собственного, и клиента. При этом неважно, говорят ли терапевт и клиент друг с другом – в том случае если эксперимент строится в личном контакте одного с другим, или же клиент присутствует в феноменологическом потоке феноменов-образов. Если максимально упростить сказанное, то если клиент разговаривает с образом отца или близкого друга на пустом стуле, то важно, чтобы он присутствовал всем своим сердцем и телом в этом процессе. Потому что именно это является задачей психотерапии.

Главная цель эксперимента – восстановление и поддержка переживания. Эксперимент в диалогово-феноменологической психотерапии строится ради одной цели – переживать участниками психотерапии свою жизнь. Нам НЕ ТАК ВАЖНО СОДЕРЖАНИЕ эксперимента, как то, насколько полно человек в нем ПЕРЕЖИВАЕТ свою жизнь. При этом приобретение человеком нового опыта отходит на второй план. Принципиальным является не то, что клиент совершит какие-то новые действия и опробует новые формы организации контакта, а то, КАК он будет ПЕРЕЖИВАТЬ этот процесс. Изменит его жизнь не сам новый опыт, а способность его переживать. Разумеется, что чаще всего именно способность переживать новый опыт делает его гораздо более доступным для человека в будущем и способствует скорейшей и более глубокой его ассимиляции. Но даже в этом случае он вторичен по отношению к навыку и способности человека переживать свою жизнь.

Кроме того, концепция эксперимента должна в равной степени учитывать необходимость как поставки в контакт все новых феноменов, так и переработки их в процессе переживания. Одно без другого бесполезно и даже вредно. Например, в том случае, если все новые феномены прибывают в терапевтический контакт, но не переживаются, то скапливаются в виде некоторого аналога автомобильной пробки, что только увеличивает напряжение и еще более блокирует переживание. Очень часто именно в этот момент клиенты предпочитают покинуть терапию. В некотором смысле переживание представляет собой замкнутый полный цикл производства – поставка феноменов и переживание завязаны друг на друга.

В основе эксперимента лежит не гипотеза, а актуальный феноменологический контекст поля. Ключевым в методологии эксперимента в диалогово-феноменологической психотерапии является акцент на феноменологии как методе. Это означает, что эксперимент создается по ходу терапии в зависимости от динамики актуальной феноменологической ситуации. При этом любая идея терапевта, лежащая в основе эксперимента не имеет такого значения, как текущий феноменологический контекст. Более того, идея чаще всего определяет направление эксперимента и превращает его в некоторого рода поведенческий педагогический проект.

Хороший эксперимент всегда предполагает интригу в своей динамике даже на следующие несколько минут. Если вы как терапевт знаете, как будет развиваться эксперимент и что вы предложите клиенту через 2 минуты, скорее всего вам не получить опыт эксперимента, фокусированного на феноменологии переживания. Соприродный полю эксперимент представляет собой, как правило, некую «многоходовку», и уже в середине его вы можете не обнаружить никакой логической связи с его началом. Именно логической связи, поскольку феноменологическая связь обязательно присутствует и терапевт с очевидностью для себя и наблюдателей мог бы развернуть ее после сессии или в любой момент ее остановки. Это очень важно – феноменологическая связь предполагает, что динамика эксперимента определяется той последовательностью феноменов, которые появляются в контакте и размещаются в процессе переживания. Зачастую появление феноменологической инновации происходит внезапно – именно в этом заключается ценность фокусировки на полевой динамике.

Более того, чем меньше стремления прогнозировать динамику эксперимента у терапевта, тем эффективнее эксперимент в смысле возможности потенциальных изменений в жизни клиента. А это, как правило, оказывается самым трудным для терапевта, осваивающего диалогово-феноменологическую психотерапию. Как это – работать терапевтом и не строить гипотез о состоянии клиента и ничего не ждать?! На что же тогда опираться? Но это лишь при первом приближении выглядит страшным, хаотичным и опасным. В скором времени, если вы не остановитесь и будете продолжать экспериментировать в психотерапии, свободной от ожиданий, вы сами убедитесь в том, что феноменологическая динамика контекстов поля, хотя порой и стремительно меняющаяся, но вместе с тем обладает не меньшей стабильностью, чем привычная прогностически-детерминистская модель. Со временем гипотезы и прогнозы относительно поведения клиента в процессе эксперимента все реже станут посещать ваше сознание. Параллельно с этим скорее всего вы обнаружите, что замечаете в поле гораздо больше – на порядок больше – чем было до сих пор. Поэтому будьте готовы увидеть в эксперименте то, чего вы никогда не ожидали увидеть. В этом, кстати говоря, и кроется основная причина эффективности диалогово-феноменологической психотерапии.

Традиционно эксперимент исходит из гипотезы. Сказанное верно как в отношении гештальт-экспериментов, так и в отношении методологии науки, а именно экспериментальной ее парадигмы. Но в диалоговой модели психотерапии эксперимент базируется не на гипотезе, а на чувствительности к полю. Может быть, это верно и в отношении науки? Гипотеза, даже самая неожиданная и гениальная ограничивает пространство эксперимента, заковывая его в рамки мышления, направляемого ею. Тем самым мы оказываемся зачастую слепы к появляющимся в несоответствующем гипотезе сегменте поле феноменам. Другими словами, мы видим лишь то, что готовы увидеть. Направление нашего сознания фиксировано. При этом, возможно, наиболее ценная информация оказывается вне поля осознавания. Диалогово-феноменологическая модель эксперимента предлагает альтернативу экспериментальной парадигме, главенствующей в науке и психотерапии до сих пор. Основой эксперимента теперь является не гипотеза, а чувствительность участников его к полю. При этом каждый новый этап эксперимента невозможно прогнозировать заранее, и он исходит лишь из текущего состояния феноменологического поля. Именно поле и его динамика руководят ходом эксперимента. Терапевт и ученый должны лишь быть внимательными к ним.

Роль амплификации и монодрамы в эксперименте. В связи с разговором об эксперименте неизбежно встает вопрос о том, могут ли быть использованы в методологии диалогово-феноменологической психотерапии вспомогательные средства вроде амплификации, монодрамы и пр. Разумеется, да. Амплификация с позиции психотерапии переживанием возможна и иногда даже полезна. Специфика диалогово-феноменологической методологии в данном контексте имеет отношение не столько к самим средствам, сколько к особенностям их применения. Так, использование амплификации, например, не должна противоречить фундаментальным ценностям подхода в виде примата выбора. Если амплификация преследует ту или иную заранее заданную цель, то она бесполезна. Более того, скорее даже уводит нас в сторону от желаемого терапевтического эффекта в виде переживания. Сказанное имеет значение также и для монодрамы. Если наша задача заключается в том, чтобы сформировать у клиента определенный новый опыт, то мы занимаемся чем угодно, только не диалогово-феноменологической психотерапией.

Единственной целью использования любых вспомогательных средств и методов является переживание. Если мы используем амплификацию телесных проявлений клиента, голоса и пр., фасилитируем разговор клиента с образом на пустом стуле, предлагаем ему поговорить от имени N (человека, феномена и пр.) и т.д. и при этом мотивированы исключительно свободной феноменологической динамикой поля, основанной на выборе, то мы находимся в русле психотерапии переживания. Разумеется, важно еще, что при этом мы фокусированы не столько на содержании появившегося в результате амплификации или монодрамы феноменологического материала, сколько на его переживании. При этом вообще весь эксперимент может быть построен без слов – исключительно на телесной феноменологии. Но не потому, что мы решили «поработать с телом», а потому что таким образом поле определяет ситуацию эксперимента.

Эксперимент как пространство формирования реальности. Мы привыкли думать, что эксперимент призван исследовать реальность и констатировать ее состояние. Причем сказанное имеет отношение в равной степени и к науке, и к психотерапии. Методология же диалогово-феноменологического подхода основана на базовой посылке о том, что процесс переживания является не только, а возможно, и не столько способом приспособления к реальности, сколько основным средством ее формирования. Концепция переживания предполагает сосуществование в этом процессе двух полевых векторов – творческого и адаптационного. Причем первый из них является первичным по отношению ко второму. Следовательно, психотерапия, фокусированная на переживании, скорее предполагает формирование и трансформацию реальности, нежели приспособление к ней. Но это отдельная серьезная и большая тема. Здесь у нас нет возможности раскрыть ее достаточно подробно. По этой причине отправляю читателя к моей большой книге «Психотерапия как путь формирования и трансформации реальности», где вы можете найти, полагаю, исчерпывающие ответы на возникающие в этой теме вопросы [6].

В этой же работе я хочу лишь подчеркнуть, что именно эксперимент опосредует процесс формирования и трансформации реальности Жизни. Как наших клиентов, так и нашей собственной. Именно по этой причине важно отсутствие гипотез, прогнозов и соответствующих им ожиданий. Они скорее запускают по замкнутому кругу процесс концептуального воспроизводства реальности, который раз от раза снова поставляется в поле «пакетом феноменов». В том же случае, если вы готовы будете встретиться с неожиданным, причем как с вами, так и вашими клиентами, у вас появляется шанс сформировать иную реальность, которой до сих пор не существовало. На этом и основан терапевтический эффект, методологически предусмотренный диалогово-феноменологическим подходом.

 

Роль и значение игры в психотерапии (вместо заключения)

Мои размышления о роли игры в психотерапии начались с повторяющегося время от времени наблюдения за некоторыми явлениями, которые составляют феноменологическую картину одиночества в существующих, казалось бы, отношениях. Мне встречается множество людей, которые оказываются одинокими в широком поле отношений и разовых коммуникаций. При этом такое плотное социальное пространство оказывается лишенным какой бы то ни было близости и интимности. Поверхностные отношения не дают возможности человеку получить удовлетворение и питаться ими. Налицо так называемое «одиночество в толпе».

С другой стороны, не менее часто встречаются люди, рассказывающие об отношениях чрезвычайно серьезным тоном. Они стараются всеми силами «улучшить» их, сделать более глубокими и удовлетворяющими. Такого рода up-grade проект зачастую принимает исключительно волевой характер, имеет совершенно определенную цель и инициирует титанические, иногда совершенно мучительные, попытки «изменения к лучшему». Неудивительно, что легкость покидает эти отношения, которые нередко начинают приобретать созависимый характер. Вместе с ней исчезает, разумеется, и удовлетворенность. Частое следствие такого рода ситуации – переживание изоляции. Удивительно, что обе полярные ситуации имеют один и тот же исход – одиночество. Причем первая ситуация, описывающая «одиночество в толпе» довольно хорошо описана в психологической литературе. Второй же пока не уделялось достойное место. Попробую восполнить этот пробел.

На мой взгляд, в любых отношениях можно условно выделить два аспекта, присутствующие в некоторых пропорциях друг к другу – близость (обеспечивающая глубину отношений) и игра (определяющая пространство для творчества и свободы). При этом лишь оптимальный баланс рассматриваемых аспектов определяет качество отношений. Пространство игры, флирта, соблазна и т.д. позволяет развивать отношения близости, способствуя трансформации их в зависимости от текущего контекста в соответствии с принципом творческого приспособления. Если же близость покидает свобода игры, она начинает «загнивать», как стоящая вода в болоте. Накапливающиеся при этом первоначально в латентном, а после в манифестированном виде конфликты начинают разрушать близость, исходно основанную на свободе. Отсутствие в актуальной ситуации возможности выбора рождает страх и тревогу, которые с некоторого момента начинают определять динамику отношений. Близость не может выживать в таких условиях и постепенно умирает, ее место занимает пустота и одиночество, либо созависимость.

В связи с этим стоит отметить, что зачастую процесс терапии такого рода ситуаций основывается на обратной динамике – восстановления творческого приспособления в психологическом пространстве игры. Как это происходит? Разумеется, посредством эксперимента. Эксперимент – это в некотором смысле искусственно созданное пространство игры, где у человека появляется возможность переживать свою жизнь. Иногда клиенты говорят: «Но это же игра!» или «Я не хочу играть, это не реальность!»

Разумеется, что пространство эксперимента создано в некотором смысле искусственно в целях переживания психологически важного опыта, отсутствующего в жизни человека (по причинам онтогенетическим или травматическим). И тогда такого рода промежуточное пространство, где возможны новый опыт и его переживание оказывается чрезвычайно важным. Основная же сложность заключается в обесценивании клиентом пространства игры-эксперимента, а также своего собственного вклада в происходящее внутри него. Ведь даже если пространство игры и является искусственным, то жизнь внутри него каждого человека не может не быть настоящей. А ведь именно это настоящее и выступает главной ценностью терапии.

 

 

Annotation

About the Essence of the Experiment in the Practice of Psychotherapy, Focused on Experience

Article describes the essence of the concept of experiment used within the dialogue-phenomenological psychotherapy. The author undertakes short digression to the description of essence of experiment as the technique introduced in psychotherapy by founders of gestalt therapy. Specifics of use of experiment in the psychotherapy focused on experience are considered. The separate place in the article is allocated for the analysis of conditions under which use of experiments can be the most effective.

Keywords: dialogue-phenomenological psychotherapy, experience, phenomenological field, experiment, gestalt-therapy, self-theory, awareness, choice, primary experience.

Литература: 

1. Перлз Ф. Гештальт-подход. Свидетель терапии. – М.: Культура, Академический проект, 2013.

2. Перлз Ф., Гудмен П., Хефферлин Р. Практикум по гештальт-терапии. – М.: Психотерапия, 2007.

3. Перлз Ф. Гештальт-семинары. – М.: Институт общегуманитарных исследований, 2007.

4. Погодин И.А. Присутствие в жизни Другого как свойство контакта // Диалоговая модель гештальт-терапии: сборник статей. В 5 т. Т 3. Введение в диалогово-феноменологическую концепцию контакта / И.А.Погодин. – Минск, 2009.

5. Погодин И.А. Диалогово-фенолменологическая психотерапия: сущность и отличительные особенности: Сб. статей / И.А. Погодин. – Киев, 2013.

6. Погодин И.А. Психотерапия как процесс формирования и трансформации реальности / И.А.Погодин. – М.: ФЛИНТА: Наука, 2015.