Концепция запроса на психологическую помощь в отечественном психологическом консультировании

Год издания и номер журнала: 
2016, №2
Автор: 

Аннотация

В этой статье излагаются основные идеи и понятия концепции запроса на психологическую помощь, вытекающие из нее практические рекомендации, а также сделан шаг к расширению ее применения на область психотерапии.

Ключевые слова: психологическое консультирование, психотерапия, запрос, жалоба.

«Мотивация есть энергия личности, и поэтому она является нашей самой центральной проблемой.»

                          Гордон Олпорт

Не так много концепций, созданных отечественными психологами, применяется зарубежными клиницистами для коецептуализации процесса психотерапии. «Зона ближайшего развития» Выготского и «эффект Зейгарник» – два примера таких открытий, ссылки на которые с некоторой периодичностью можно встретить в зарубежных работах по психологическому консультированию и психотерапии.

Существует, по крайней мере, еще одна концепция, возникшая в отечественной психологии, которая, как мне представляется, обладает не меньшим потенциалом для продуктивного применения в области консультирования и психотерапии, однако она до сих пор остается совершенно неизвестной за рубежом. Я имею в виду концепт запроса на психологическую помощь, который был порожден в годы становления отечественного психологического консультирования.

По каким-то необъяснимым причинам после первых шагов в разработке концепции запроса (Столин, Бодалев, 1989, Лосева, Луньков, 1995) ее дальнейшее развитие в нашей стране практически остановилось. Спустя 30 лет после ее появления наблюдается, на мой взгляд, весьма парадоксальная ситуация: с одной стороны, термины «запрос», «первичный запрос», «переформулирование запроса», «рабочий запрос» и «неконструктивный запрос» все еще достаточно широко используются психологами-консультантами и психологами-психотерапевтами при обсуждении случаев из практики. При этом подразумевается, что все знают, о чем собственно идет речь, однако, как показывает опыт, далеко не всегда так оно и есть. В действительности многие психологи-консультанты и психотерапевты не знают основных работ по данной теме; речь собственно идет о двух главных работах (Столин, Бодалев, 1989; Лосева, Луньков, 1995), в которых была представлена концепция запроса на психологическую помощь.

По всей видимости, практические знания, которые содержит в себе эта концепция, по большей части передаются из уст в уста от преподавателей и более опытных коллег начинающим специалистам на лекциях, а также при обсуждении случаев из практики. Как бы то ни было представляется актуальным уделить должное внимание концепту запроса – оригинальному и продуктивному способу концептуализации ожиданий, представлений и проблем, с которыми клиенты обращаются за психологической и психотерапевтической помощью. В этой главе я ставлю перед собой задачу изложить основные идеи и понятия концепции запроса на психологическую помощь, представленные в работах Столина (1989), Спиваковской (1989), Лосевой и Лунькова (1995), а также проследить релевантные идеи в отечественной литературе по психологическому консультированию и психотерапии.

Концепция запроса на психологическую помощь – это плод усилий отечественных психологов по осмыслению уместной позиции и роли психолога-консультанта, а также тех проблем, которые возникли в ходе практической деятельности. Впервые она была представлена в книге «Семья в психологической консультации»[1] (1989) под редакцией Бодалева и Столина, которая была написана на базе опыта, накопленного Консуль­тативным центром психологической помощи семье, орга­низованным Научно-исследовательским институтом об­щей и педагогической психологии Академии педагоги­ческих наук СССР и факультетом психологии Московско­го государственного университета им. М. В. Ломоносова. Начиная с 1980 года Консультативный центр вел прием населения по широкому кругу семейных проблем, фак­тически став первым в нашей стране психологическим учреждением, проводящим консультативную и психотера­певтическую работу с людьми, испытывающими труд­ности психологической природы, так или иначе связан­ные с их семейными отношениями.

Поскольку мы ведем речь о возникновении новой идеи, встает вопрос об авторстве концепции запроса на психологическую помощь. Весьма вероятно, что термины «запрос» и «формулировка запроса» возникли и многократно использовались при обсуждении случаев из практики сотрудниками Консультативного центра и в какой-то степени действительно являются результатом коллективного творения. Вместе с тем наверняка были и те, кто внес наибольший вклад в разработку этих идей и мог бы по праву считаться автором данной концепции, но не был явно обозначен лишь в силу специфики создания коллективных монографий в те времена. Поскольку главы и разделы книги «Семья в психологической консультации» были написаны конкретными людьми, указанными в предисловии, мне показалось уместным при обозначении цитат ссылаться на авторов этих разделов, а не на редакторов книги. Весьма вероятно, что авторы разделов, в которых описана концепция запроса, и являются ее создателями[2]. Увы, схожая ситуация имеет место и с такими позже возникшими понятиями, как «первичный запрос» и «рабочий запрос». Мы не знаем наверняка, кто ввел в обиход эти термины, поскольку их авторы по какой-то причине не обосновывали введения ими новых понятий. Это затрудняет нашу попытку проследить историю развития данной концепции, однако такая трудность не должна остановить наших усилий, чтобы внести ясность в этот вопрос.

Приступим к ознакомлению с рядом основополагающих для консультативной ситуации понятий, представленных Столиным в весьма насыщенном идеями разделе «Первичная психодиагностика» (Столин, 1989).

В начале своей работы В.В. Столин (1989) следующим образом определяет диагностическую задачу консультанта[3]:

«Построение психологического заключения начинается с анализа жалобы, который предполагает: а) определение сюжета и структуры жалобы клиента, выявление явного и скрытого содержания жалобы в рамках этой структуры; б) выяснение подтекста жалобы (отношения клиента к лицу, о котором идет речь в жалобе, и к консультанту)» (Столин, 1989, с. 43).

Жалоба, или, иначе говоря, симптомы психического неблагополучия, и жалобы на неудачи на жизненном пути и на проблемы в отношениях со значимыми другими, как правило, являются основной темой первичной консультации. Клиент может начать свой рассказ с предыстории, но в итоге он в явной или скрытой форме подходит к выражению основной причины обращения – своей главной жалобы или проблемы.

Столин отмечает:

«Спонтанно излагаемая жалоба имеет определенный сюжет, т.е. последовательность изложения жизненных коллизий, предшествовавших возникновению ситуации, о которой идет речь в жалобе, а также содержание и взаимосвязь этих коллизий. Сюжет – это форма жалобы, созданная самим клиентом, и для наивного слушателя сюжет исчерпывает все содержание жалобы. Например, клиент рассказывает о том, что предшествовало браку, как относились к браку родители, когда родили ребенка, чем он болел, как возникли первые осложнения и т. д. От анализа сюжет отличается тем, что его строение и содержание продиктованы не специалистом, собирающим нужные ему сведения, а самим клиентом и тем, что ему кажется важным» (Столин, 1989, с. 46).

Спонтанно рассказанная жалоба, по Столину (1989), обладает также определенной структурой, в которой выделяются следующие единицы: локус жалобы, самодиагноз, проблема и, собственно, запрос, т. е. в данном понятийном поле Столин именно «жалобу», а не «проблему» или «запрос» считает основным понятием. Проблема, по определению Столина, – это лишь указание на то, что клиент хотел бы, но не может изменить, а запрос – лишь конкретизация формы ожидаемой помощи.

Как известно, в зарубежной литературе по консультированию и психотерапии для обозначения причины обращения за помощью в основном используются термины «основная жалоба» (chief complaint) или «предъявленная проблема» (presenting problem), одна из задач первичной консультации как раз и состоит в определении основной жалобы или проблемы. Выбор Столиным термина «жалоба» в качестве ключевого понятия вполне согласуется с этими представлениями.

Однако, как мне представляется, проверка временем показала, что именно концепт «запроса», а не «жалобы» показал себя как имеющий наибольшую практическую значимость и стал основной находкой данной работы, поскольку содержит в себе дополнительные, важные для консультативной и психотерапевтической практики значения.

Смежные же понятия, а именно «локус жалобы» и «самодиагноз», «подтекст жалобы» и «мотивационная ориентация» клиента представляются мне раскрывающими важные аспекты субъективного представления клиента о причинах проблемы, его отношения к обращению за помощью. Рассмотрим и эти понятия.

Локус жалобы, согласно Столину (1989), делится на а) субъектный (на кого жалуется клиент) и б) объектный (на что жалуется клиент).

По субъектному локусу в консультативной практике встречаются пять основных видов жалоб (или их комбинации): 1) на ребенка (его поведение, развитие, психические особенности, здоровье); 2) на семейную ситуацию в целом – в семье «все плохо» и »все не так», как хотелось бы; 3) на супруга (его поведение, особенности) и супружеские отношения (нет взаимопонимания, любви и т. д.); 4) на самого себя (свой характер, способности, особенности и т. п.); 5) на третьих лиц, в том числе на совместно проживающих в семье или вне семьи бабушек и дедушек.

По объектному локусу выделяются следующие виды жалоб: 1) на очевидные нарушения психического или соматического здоровья или поведения (энурез, страхи, навязчивости); 2) на ролевое поведение (несоответствие полу, возрасту, статусу) мужа, жены, сына (дочери), тещи, свекрови, бабушки (дедушки); 3) на поведение с точки зрения соответствия психическим нормам (например, нормам умственного развития ребенка); 4) на индивидуальные психические особенности (сверхактивность, медлительность, «безволие» и т. п. для ребенка; отсутствие эмоциональности, решительности и т. п. для супруга); 5) на психологическую ситуацию (потеря контакта, близости, понимания); 6) на объективные обстоятельства (трудности с жильем, работой, временем, разлука и т. д.).

Локус жалобы выделяет то, что главным образом фигурирует в жалобах клиента. Давайте представим себе идеальную ситуацию: у ребенка наблюдаются какие-то сложности, и оба родителя обратились с ним за помощью. На консультации с родителями (первичной или после диагностической сессии с ребенком) в принципе могут быть озвучены (самими родителями или с помощью консультанта) все или большинство обозначенных выше видов жалоб: какой-то симптом психического неблагополучия или нарушения поведения, беспокойство по поводу соответствия нормам развития; могут быть отмечены какие-то индивидуальные особенности ребенка, упомянуты какие-то непростые объективные обстоятельства (например, совместное проживание вместе с родителями жены) и климат в семье, которые, возможно, влияют на ребенка. Поскольку мы говорим об идеальной ситуации, то родители, наверно, отметили бы также какие-то свои индивидуальные особенности или ошибки в воспитании, возможно, наличие напряжения в супружеских отношениях, что может влиять на ребенка. Как мы видим, здесь прозвучали все виды субъектного и объектного локуса жалоб. В идеальном случае могут быть проговорены и открыты для исследования все факторы, которые могут вносить вклад в возникшие сложности у ребенка. Открытость клиентов исследованию консультантом любого из этих факторов и сотрудничество в этом процессе, пожалуй, может завершить эту идеальную картину. По всей видимости, такие родители с учетом их временных и финансовых возможностей согласились бы с теми рекомендациями или формами психологической/психотерапевтической помощи, которые бы им порекомендовал специалист.

Однако такая гибкость, открытость в раскрытии релевантной информации и готовность к признанию собственного вклада в проблемную ситуацию встречается далеко не всегда. Нередко консультант сталкивается ригидным настаиванием на собственном видении, объяснении причин и проявлений проблемы. Попытки сбора дополнительной, на взгляд консультанта, относящейся к делу информации и исследования иных факторов может восприниматься клиентом как непринятие его точки зрения и наталкиваться на закрытость и отказ от исследования возможного собственного вклада в проблемную ситуацию. Когда у клиента есть виноватый, выступающий в роли козла отпущения, то может быть весьма непросто смягчить и подвергнуть пересмотру его позицию. Собственно, искусство терапевтической консультации и состоит в том, чтобы иметь дело с в той или иной степени выраженной ригидностью, закрытостью и склонностью обвинять других и находить пути к постепенному взятию клиентом ответственности за собственные действия.

Самодиагноз Столин (1989) определяет следующим образом:

Самодиагноз – это собственное объяснение клиентом природы того или иного нарушения в семейной жизни, основанное на его представлениях о самом себе, о семье и человеческих взаимоотношениях. Самодиагноз выражает отношение клиента к расстройству и его предполагаемому носителю.

Самыми распростра­ненными самодиагнозами, по Столину (1989), являются:

1. «Злая воля» – негативные намерения лица, о котором идет речь, выступающие как конечная причина тех или иных нарушений. Вариантом этого самодиагноза является указание на непонимание этим лицом каких-то истин, правил, при этом непонимание в устах клиента означает «нежелание понять».

2. «Психическая аномалия» – отнесение лица, о ко­тором идет речь, к психически больным, а его поведения – к разряду «болезненного».

3. «Органический дефект» – квалификация лица, о котором идет речь, как врожденно неполноценного, имеются в виду прежде всего нарушения ЦНС.

4. «Генетическая запрограммированность» – объяс­нение тех или иных поведенческих проявлений влиянием негативной наследственности (применительно к ребен­ку – как правило, наследственность со стороны разве­денного супруга или супруга, с которым клиент в кон­фликтных отношениях; применительно к супругу – со стороны родных, с которыми установились конфликтные взаимоотно­шения).

5. «Индивидуальное своеобразие» – понимание тех или иных поведенческих особенностей или конкретных действий как проявление устойчивых, сложившихся личностных черт (а не конкретных мотивов в конкретной ситуации).

6. «Собственные неверные действия» – оценка соб­ственного настоящего или прошлого поведения (в том числе как воспитателя, супруга).

7. «Собственная личностная недостаточность» – тре­вожность, неуверенность, пассивность и т. п., как следствие, неправильное поведение.

8. «Влияние третьих лиц» – родителей, супруга, соб­ственных родителей, бабушек, дедушек, учителей, актуальное и имевшее место в прошлом.

9. «Неблагоприятная ситуация» – развод, школьный конфликт, испуг – для ребенка; перегрузка, болезнь и пр. – для себя или супруга.

Как мы видим, самодиагноз может выноситься самому себе, а может быть направлен на другого человека, как правило, партнера или члена семьи, может быть выражен в категоричной форме или в виде предположения. Свой вклад по представлению клиента могут вносить как внешние жизненные обстоятельства, так индивидуальные особенности и ошибочные действия вовлеченных лиц. Причина проблемы может также видеться в органических или психические аномалиях, как правило, в ближнем, хотя не исключено, что и в самом себе – в качестве самооправдания. Самодагноз может иметь форму обвинения, даже «приговора», часто другому лицу, а также быть попыткой понять другого или некоторого признания собственного вклада в возникшую проблемную ситуацию. То есть, представление клиента о причинах проблемы тесно связано с вопросом вины и ответственности, собственной и/или другого. Это влияет на отношения между консультантом и клиентом, поскольку клиент приходит с желанием облегчить напряжение и обрести более приемлемый баланс между чувствами вины/ответственности и собственными действиями по улучшению ситуации или переложить вину/ответственность на кого-то другого из собственного окружения или на специалиста.

Запрос Столин определяет следующим образом:

«Запрос – это конкретизация формы ожидаемой клиентом помощи от консультации» (Столин, 1989, с. 45).

Данное определение запроса предполагает стоящую перед консультантом задачу – выслушать и исследовать жалобы клиента, историю возникновения проблемы, понять ожидания и представления клиента о причинах проблемы и способах ее решения, т.е. конкретизировать ожидаемую клиентом помощь. Эта задача осложнена тем, что, помимо явного содержания жалобы, может иметь место и скрытое ее содержание. Столин пишет по этому поводу:

«Следует специально отметить, что скрытое содержа­ние жалобы – это не бессознательное, не подсознатель­ное и не вытесненное содержание, это лишь недоговорен­ное содержание. Тактически правильно уже в первой встрече делать попытки перевести скрытое содержание в явное, что возможно, если соответственно сформулиро­вать вопросы. Как правило, реакция клиентов в таком случае бывает положительная, они испытывают ува­жение, а иногда и благодарность к консультанту за его проницательность.

В отличие от скрытого содержания подтекст жалобы может быть неосознанным или вытесненным, поэтому его выявление перед клиентом при первой встрече может нарушить контакт» (Столин, 1989 с. 46–47).

В вышеприведенном отрывке мы видим рекомендацию проводящему первую консультацию специалисту стремиться посредством прежде всего проясняющих и сфокусированных вопросов сделать явным скрытое содержание жалоб, представлений и объяснений клиента, иначе говоря, помочь выразить удерживаемое содержание – субъективное видение существующей проблемы, и, по-видимому, его чувства и страхи.

Полагаю, что консультанту также стоит стремиться к тому, чтобы помочь клиенту выразить то, что он потенциального готов сообщить, а именно те идеи и чувства, которые он начинает смутно осознавать и выражать на предсознательном уровне, но для явного выражения чего ему в данный момент необходимо содействие специалиста.

Проницательности психолога касательно тех или иных аспектов жизненной ситуации, развития проблемной ситуации, чувств, характерных личностных черт клиента и т.п. – это то, чего любой клиент ожидает от специалиста, что создает у него ощущение того, что его услышали, поняли, что перед ним специалист, которому можно доверять. Тактично делясь с клиентом своим видением, консультант тем самым «открывает свои карты», что помогает установить контакт и завоевывать доверие клиента.

Под скрытым подтекстом жалобы, по-видимому, имеется в виду не столько то, с чем приходит клиент, что его беспокоит, сколько зачем он обратился за помощью, чего он ожидает от специалиста, на содействие какого рода он рассчитывает. Скрытое содержание жалобы и подтекст жалобы – это, по сути, важные аспекты процесса предъявления запроса клиентом и отклика специалиста на него.

Помочь конкретизировать, т.е. определить ожидаемую помощь от консультации призваны выделенные Столиным (1989) виды запросов, а именно:

1. Просьба об эмоциональной и моральной поддержке («Я прав, не правда ли?», «Я — хороший человек, не правда ли?», «Мое решение правильно, не правда ли?», «То, что у меня, не так ужасно, не правда ли?»).

2. Просьба о содействии в анализе («Я не уверен, что правильно понимаю эту ситуацию, не поможете ли мне разобраться?»).

3. Просьба об информации («Что известно об этом?»).

4. Просьба об обучении навыкам («У меня это не получается, научите»).

5. Просьба о помощи в выработке позиции («Что де­лать, если он мне изменяет?», «Можно ли наказывать за это моего ребенка»).

6. Просьба в оказании влияния на члена семьи или в его изменении в интересах лица, о котором идет речь («Помогите ему избавиться от этих страхов», «Помогите ему научиться общаться с ребятами»).

7. Просьба об оказании влияния на члена семьи в интересах клиента («Сделайте его более послушным», «Помогите мне переломить его злую волю», «Заставьте его больше любить и уважать меня»).

Эта типология включает семь видов запросов. Хотя вполне можно представить, как работа с каждым из первых пяти запросов может оказаться достаточно продолжительным делом, все же, по всей видимости, Столин считал эти причины обращения за помощью вариациями запроса на разовую консультацию или на краткосрочную психологическую помощь.

Два последних вида запроса, с одной стороны, отражают специфику работы Консультативного центра психологической помощи семье, куда часто обращались родители по поводу детей и супруги с жалобами на партнера. Пожалуй, эти две категории клиентов чаще других на приеме у специалиста озвучивают желание оказать влияние на другого – проблемного ребенка или неудовлетворяющего супруга. С другой стороны, эти два вида обращения представляют собой потенциально проблемный вариант запроса, в котором обращающийся за помощью избегает личной ответственности и собственного участия в процессе изменения проблемной ситуации. Вместо этого он просит консультанта выступить в качестве агента изменения другого члена семьи. Родитель, который приводит ребенка с той или иной проблемой к специалисту и обеспечивает возможность прохождения детской терапии, или супруг, который пришел на консультацию, чтобы узнать, как ему лучше себя вести, чтобы попытаться удержать партнера, – это вполне приемлемые варианты этих двух видов запроса. Однако, похоже, автор считает, что при таком запросе консультант может столкнуться с осложнениями и уклонением от сотрудничества в работе над проблемой. Седьмой вид запроса, судя по примерам, рассматривается как наиболее проблематичный, поскольку в таких случаях клиент хочет содействия в манипуляции другим. При этом, если консультант поддается и оказывается в сговоре с клиентом, то и сам он становится жертвой манипуляции клиента.

Столин (1989) отмечает, что так же, как в содержании жалобы, в запросе клиента может иметь место расхождение между явным, т.е. озвученным и скрытым, не вполне осознаваемым или сохраняющимся в тайне (от консультанта и самого клиента).

«Явное и скрытое содержание жалобы может анализи­роваться по одним и тем же вышеописанным параметрам, т.е. с выделением тех же структурных единиц. Иногда скрытого содержания в жалобе нет. Когда оно есть, оно не совпадает с явным.

Несовпадения могут быть по локусу. Например, опре­деляемый локус жалобы – ребенок и его поведение с точки зрения соответствия нормам психического разви­тия, а скрытый – позиция и поведение отца, не прини­мающего достаточно активного участия в воспитании. Рассогласования могут быть выявлены и по самодиагнозу. Так, например, в тексте звучит объяснение нарушений собственными неверными действиями, а скрытое содер­жание, передаваемое интонациями, мимикой, пантомимикой, жестами, указывает на иные причины, например, вмешательство третьих лиц, которые и обусловили эти неверные действия. Несовпадения могут касаться про­блемы. Открыто заявляется: «Не знаю, хочу знать»; при этом скрытое содержание: «Не умею, хочу уметь» или «Не справляюсь, хочу справляться». И, наконец, подобное расхождение наблюдается при анализе запроса. Например, явное содержание запроса – просьба о по­мощи и выработке позиции: «Что делать, если он мне изменяет?», а скрытое – просьба об оказании влияния в собственных интересах: “Помогите мне его удержать”» (Столин, 1989, с. 46).

В вышеприведенной цитате, пожалуй, можно прочитать желание консультанта, чтобы озвученная клиентом триада «жалоба – проблема – запрос» была явной, простой и согласованной, а ее предъявление реалистичным и конгруэнтным. Но, увы, такой идеальный клиент встречается весьма редко. Это как раз тот тип клиента, который действительно может извлечь достаточную для него пользу из краткосрочной психологической помощи, за оказание которой непременно искренне поблагодарит консультанта. Гораздо чаще за помощью обращаются клиенты, имеющие несколько «жалоб – проблем – запросов», которые они не в полной мере осознают или скрывают, пребывающие в стрессе, внутреннем и/или межличностном конфликте и имеющие в той или иной степени нереалистичные ожидания от психологической помощи. Иначе говоря, рассогласования – это то, с чем консультант в большинстве случаев неизбежно сталкивается и к чему он должен быть готов. Концепция запроса на психологическую помощь, прежде всего его неконструктивных видов, на мой взгляд, как раз и призвана подготовить консультанта к встрече с различными осложнениями в виде нереалистичных представлений и ожиданий клиентов о процессе оказания помощи.

Далее в своей работе Столин (1989) обращает внимание на подтекст жалобы (отношение клиента к лицу, о котором идет речь в жалобе, и к консультанту). «В первом случае текст жалобы может быть проин­терпретирован в терминах эмоциональных отношений, т.е. в терминах симпатии – анти­патии, уважения – неуважения, близости – отдаленно­сти. В таком случае декларируемая забота и любовь к ребенку могут совпадать с эмоциональным отношением, содержащим симпатию, близость, уважение, и не сов­падать с ним в случае антипатии, отдаленности, неува­жения» (Столин, 1989).

Особое внимание Столин (1989) уделяет отношению клиента к консультанту, что обычно проявляется в неявной форме – в подтексте жалобы. Именно подтекст жалобы, по мнению Столина, имеет непосредственное отношение к запросу:

«Во втором случае в ходе беседы и изложения жалобы клиентом наличествует отношение к консультанту. По­скольку клиент не знаком с консультантом, то это от­ношение вызвано не какими-то особенностями консуль­танта или его поведения, оно, скорее, провоцируется ими и выражает некоторую общую мотивационную ори­ентацию клиента. Можно выделить три основные мотивационные ориентации, встречающиеся у клиентов кон­сультации.

1. Деловая ориентация, которая существует в двух основных видах: а) адекватная деловая ориентация. Клиент искренне заинтересован в изменении своей си­туации (т.е. в решении проблемы). Текстом жалобы, тоном, мимикой, всей манерой поведения клиент дает понять, что он доверяет учреждению, в которое обра­тился, не сомневается в личной профессиональной ком­петенции консультанта, ожидает помощи, возможной в его ситуации, хотя и не переоценивает вероятный эф­фект такой помощи, клиент готов сотрудничать и вы­полнять все предписания. Эту позицию можно было бы выразить так: “Я благодарен за возможность встретиться с вами, не сомневаюсь в вашей компетенции и надеюсь, что вы сделаете все возможное, чтобы мне помочь, и что в ваших силах, если вообще мне можно помочь. Сам я готов делать все, что вы мне скажете»; б) неадек­ватная деловая ориентация. Эта ориентация отличается от предыдущей тем, что клиент преувеличивает воз­можности консультанта, так или иначе выражает за­вышенные ожидания эффективности его помощи. Обоб­щенно словесный эквивалент этой ориентации можно выразить так: «Я уверен, что вы – маг и волшебник и вы, и только вы, можете мне помочь”.

2. Рентная ориентация. Эта ориентация также су­ществует в двух видах: а) одну из них можно было бы назвать ориентацией “обаятельного рантье”. Клиент как бы считает, что его откровенность, испытываемые им страдания и невзгоды, его обаяние, симпатия и до­верие к консультанту – это тот капитал, на который он неизбежно получит проценты в виде переложения ответственности на плечи консультанта. Тон его беседы как бы подчеркивает: “Ну наконец-то я встретил вас, никто другой не мог бы мне помочь”. В завершение беседы клиент как бы формулирует: “Ну, теперь вы все знаете, ответственность теперь на вас, что мне де­лать дальше?”; б) другую ориентацию можно обозна­чить как ориентацию “требовательного рантье”. Клиент хочет получить причитающийся ему процент, но не с капитала обаяния и доверчивости, а с самой позиции посетителя консультации. Его позицию можно было бы выразить так: “Ну вот, теперь вы все знаете и теперь уж это ваша забота, принимайтесь за дело и не взду­майте отвертеться – вам за это деньги платят”.

3. Игровая ориентация. В случае двух предыдущих ориентаций клиент так или иначе заинтересован в из­менении ситуации, существующей вне стен консуль­тации. В случае игровой ориентации возникает впечат­ление, что клиент обратился для того, чтобы вступить в определенные отношения с консультантом, и это, прежде всего, является мотивом его посещения. Так, например, клиент дает понять, что он не такой уж про­фан в психологии, знает многих психологов и кое-что читал, и как бы предлагает консультанту пройти у него аттестацию, т. е. доказать свою компетентность: “Посмотрим, такой ли вы специалист, как вы представ­ляетесь”. Доказательства компетентности клиент при­нимает с заметным оживлением и тут же выдвигает новые “экзаменационные” вопросы.

В другом случае клиент всячески усиливает безна­дежность и трудность своей проблемы, хотя реально этой безнадежности не чувствует. Он как бы говорит: “Вы согласны, что моя ситуация безнадежна и решения нет?” Если консультант предложит какое-то решение, клиент тут же его опровергает введением информации, ранее не сообщенной, и добавляет: “Ну разве можно выдвигать столь необдуманные предложения?” Если консультант подтвердит отсутствие решения, клиент тут же предложит его и скажет: “Вот видите, и мы не лыком шиты, и, пожалуй, разбираемся в жизни получше вас”» (Столин, 1989, с. 47–49).

В описании мотивационных ориентаций, одна их них – адекватная деловая ориентация – описывает конструтивный подход клиента, который искренне заинтересован в изменении своей ситуации, доверяет, с уважением относится к специалисту, в компетенции которого он не сомневается и готов к сотрудничеству в консультативном или терапевтическом процессе. Именно такого подхода консультанты ожидают от своих клиентов; без этого хотя бы в минимальной степени невозможно установить терапевтический альянс и вовлечь клиента в процесс самораскрытия и изменения.

Завышенные ожидания, наличествующие в трех других мотивационных ориентациях – это достаточно частое явление, с которым приходится сталкиваться всем представителям помогающих профессий. Давайте будем честными, каждому из нас хочется, чтобы, допустим, при обращении к врачу проблема оказалась не очень серьезной и врач прописал лекарство, которое достаточно быстро избавит нас от всех симптомов. И с рядом недомоганий ведь действительно удается примерно так и разделаться. Тем самым удается достаточно быстро вернуться себе контроль над своим самочувствием. Но бывает и так, особенно с возрастом, что постановка точного диагноза требует времени, сдачи многочисленных анализов, продолжительного наблюдения у врача, а лечение может быть длительным и неопределенным относительно результатов. Столкновение с фактом достаточно серьезной болезни, неопределенностью касательно результата лечения, необходимостью изменения образа жизни сильно расстраивает любого человека и требует времени для совладания и приспособления.

Многие имеют опыт обращения за помощью к врачам для избавления от связанных со здоровьем проблем, но обращение за помощью к психологу или психотерапевту с психологическими проблемами часто оказывается самым первым опытом такого рода. Неудивительно, что у людей, обращающихся за психологической помощью, часто присутствуют нереалистичные представления и завышенные ожидания.

Расхождение между тем, чего хотелось бы, и тем, что специалист может действительно предложить, приводит к разочарованию. Разочарование может быть небольшим, вполне компенсируемым надеждой на улучшение на основе более реалистичной информации о том, чего можно ожидать от психологической или психотерапевтической помощи, и весьма серьезным, если по представлению клиента специалист совершенно не хочет действовать в соответствии с его ожиданиями и брать на себя ответственность за решение его проблем. Чем больше ожидания основаны на нереалистичных представлениях и фантазиях, тем сильнее разочарование и вероятность прерывания контакта со специалистом. Если консультант обращается к этому разочарованию, признает его, проясняет существующие ожидания и представления, нормализует чувства клиента, предоставляет реалистичную информацию о процессе психологического консультирования или психотерапии, то он существенно увеличивает вероятность совладания с разочарованием. В действительности, если клиент оказывает давление на консультанта и пытается переложить на него свою ответственность, консультант тоже испытывает разочарование. Может возникнуть желание прервать общение с таким трудным, неподатливым клиентом, что, например, может проявиться в ничегонеделании с возникшим взаимным разочарованием, пока клиент не прервет контакт. Внутренняя работа консультанта с собственными чувствами и характерными защитными реакциями и готовность иметь дело с явным разочарованием клиента позволяет значительно увеличить вероятность вовлечения клиента в терапевтический процесс и уменьшить вероятность прерывания, однако все равно есть клиенты, для которых то, что может предложить консультант, – это совсем не то, чего бы им хотелось. Если консультант отказывается снять с них ответственность и признать вину ближнего, то продолжение общения с таким специалистом теряет для них всякий смысл.

Сама консультативная ситуация – это ситуация уязвимости для клиента, поскольку он вынужден обратиться за помочью к незнакомцу и раскрывать свои проблемы и тайны. Страдания и надежда толкает его решиться на такой шаг. Страхи же заставляют его быть настороже, поэтому неудивительно, что привычные защиты и паттерны поведения оказываются активированы самой этой ситуацией. Если клиенту присущи, например, такие защитные механизмы, как проекция или избегание, то консультант с большой вероятностью столкнется с подобными реакциями при возникновении разочарования в специалисте. Внимание консультанта к характерным защитам и паттернам реагирования в отношениях клиента со значимыми другими может подготовить консультанта к встрече с ними в консультативной ситуации. Твердая, но гибкая позиция консультанта и мягкая конфронтация с целью коррекции нереалистичных ожиданий может быть уместной стратегией в этой ситуации. Более жесткая конфронтация, включающая столкновение различных позиций, скорее всего, приведет к выходу клиента из консультативной ситуации.

Как мне представляется, три неконструктивных ориентации – деловая неадекватная ориентация, рентная ориентация и игровая ориентация – имеют общие черты у клиента, а именно завышенные ожидания, явное или скрытое недоверие, завышенная самооценка, перфекционизм, стремление сохранять контроль над ситуацией, явная или тонкая манипуляция и идеализация с угрозой обесценивания специалиста. Под этими чертами угадываются такие примитивные защиты, как всемогущественный контроль, идеализация, обесценивание и проективная идентификация, а также такие вторичные защиты, как рационализация и морализация (см.: Мак-Вильямс, 2007). И действительно таким клиентам часто присущи убежденность в собственной способности влиять на других людей; склонность воспринимать консультанта искаженным образом и оказывать на него давление, чтобы он вел и переживал себя в соответствии с их фантазией; желание, чтобы консультант продемонстрировал, что он способен «ходить по воде, как по суху» и радикальное разочарование, если консультант проваливает это испытание. Смесь манипуляции с рационализацией, по моему опыту, нередко выражается в той или иной вариации следующего типа: «Вы опытный и компетентный специалист. Наверняка вы много раз имели дело с проблемами такого рода, как у меня (нас), это ведь часто встречаемая проблема. И теперь, когда я (мы) сделал свою часть работы, открыто рассказав вам о своей проблеме, я (мы) жду от вас алгоритма решения (чудесного решения) этой вполне типичной проблемы». В случае, если консультант противится такому развитию ситуации, в ход может быть пущена смесь манипуляции и морализации.

Предъявление запроса об оказании влияния на другого в собственных интересах позволяет после начального раскрытия информации о своей жизненной ситуации переместить фокус внимания с себя на неугодного другого и консультанта, который должен с этим что-то сделать. Как мне представляется, другой типичный вариант запроса, отражающий неконструктивную мотивационную ориентацию клиента, можно сформулировать следующим образом: «Я исчерпывающе изложил все, что было необходимо, и готов по вашему запросу предоставить дополнительную информацию. Прошу теперь вас взять ответственность за происходящее здесь и быстро, по-деловому, выдать решение моей проблемы или признать, что вы ничем не можете помочь».

Получение психологической или психотерапевтической помощи предполагает пребывание в состоянии открытости и некоторой уязвимости перед консультантом, когда же клиент предъявляет такой запрос, он закрывается и переворачивает ситуацию – ставя консультанта в уязвимую позицию. Теперь уже консультант должен что-то продемонстрировать, чтобы доказать свою компетентность.

В ситуации обращения за помощью индивидуумы с нарциссическими и асоциальными чертами особенно склонны к предъявлению такой оборонительной позиции. Но, по всей видимости, далеко не всегда речь идет о диагнозе нарциссического или асоциального расстройства личности. Так, например, Бурстен в своем классическом исследовании «Манипулятор» (Bursten, 1973) описывает высокофукционирующих социопатов, которых характеризует использование сознательной манипуляции как базового способа избегания тревоги и поддержания самооценки. Как я уже отметил, сама ситуация обращения за помощью пробуждает нарциссическую уязвимость и манипулятивный запрос может выбираться в качестве оборонительной стратегии, позволяющей избежать в восприятии клиентов, по-видимому, разоблачения и полного провала.

В заключение своей работы Столин (1989) описывает семь психологических синдромов, ко­торые можно использовать для первоначальной дифферен­циации клиентов. Я бы хотел упомянуть здесь только три синдрома, при которых, по мнению автора, мы имеем дело с проблематичными вариантами запроса. Одной из характеристик синдрома «подозрения на душевное заболевание», описывающих особенности клиентов с психотическим расстройством, является «нереалистичность запроса (например, пере­гипнотизировать) или неясность, непонятность запроса» (Столин, 1989). Для иллюстрации приведу следующий пример. Однажды мне довелось наблюдать первичную консультацию, в начале которой молодой мужчина заявил о желании пройти психоанализ. Постепенно выяснилось, что у него было несколько госпитализаций в психиатрическую клинику с диагнозом «шизофрения», что он не работает и живет на пенсию по инвалидности. Ближе к концу консультации, когда психолог спросил его о том, как он представляет себе прохождение психоанализа, он заявил, что хотел бы пройти психоанализ за один сеанс. Здесь мы видим выраженную нереалистичность запроса и нарушение функции тестирования реальности. Нереалистичность или неясность, непонятность запроса часто свидетельствуют о психопатологии или в менее выраженных случаях о незрелости клиента.

«Синдром поиска социальных союзников чаще всего проявляется в жалобах одного из супругов на другого, который “незаконно”, “подло” оставил первого или препят­ствует контактам с ребенком. Клиент ищет социальных союзников, которые помогли бы ему “найти управу”, принудить к чему-то назы­ваемое лицо. Общие признаки жалоб этого клиента таковы. Прежде всего, субъектный локус жалобы – третьи лица (никогда не сам клиент), и как правило взрослые, объектный локус – несоответствие поведения лица закону, морали, справедливости и т. д. Проблема: “Хочу заставить, отомстить, наказать, не дать воз­можности, но не справляюсь”. Запрос: “Помогите обуз­дать, наказать, повлиять (в моих интересах)”. Отно­шение к лицу, о котором идет речь, выражено в подтексте: с антипатией, с уважением как достаточно сильного врага, но не с уважением человеческих достоинств, со специфической близостью, которой обладает преследо­ватель в отношении жертвы. Отношение к консультанту очень утилитарное: клиент явно знает, что хочет (хотя и не знает, как консультант это может сделать), и ин­тересуется лишь действиями в этом направлении. При этом он чрезвычайно чуток к тому, “за кого” консуль­тант, и интерпретирует попытки объективно разобраться в проблеме как намерение консультанта стать на сто­рону его врага…» (Столин, 1989, с. 50–51). 

В случаях выявления синдрома поиска социальных союзников наиболее правильной консультативной так­тикой, по мнению Столина, будет «разъяснение сугубо психологического, а не юридического или административного характера учреждения, направление в нужные учреждения за разъяснением правовой стороны вопроса, а также мяг­кое указание на вред собственному здоровью клиента, вытекающий из столь большого придания значения указанной проблеме. Длительное психологическое кон­сультирование в этом случае, как правило, невозможно» (Столин, 1989, с. 51).

В данный момент в нашей стране существует такой вид психологических услуг, как «психологическая экспертиза» – вполне легитимный способ обретения социального союзника. Клиент может обратиться к психологу с просьбой дать письменное заключение для его предъявления в суде. Есть психологи, которые оказывают данную услугу, например, проводят диагностическое обследование ребенка в ситуации развода, однако, как мы видим из вышеприведенной цитаты, часто это весьма сложная ситуация, включающая две противоборствующие стороны. Мне кажется, что даже если психолог владеет психодиагностическими методиками, браться за работу по данному запросу стоит только тогда, когда есть необходимая подготовка и опыт.

Существуют и более мягкие варианты этого синдрома с запросом на оказание влияния на другого в интересах клиента. Так, например, в книге Алешиной можно найти стратегию работы с запросом «Как вернуть партнера» (Алешина, 1993).

Еще одну сложную ситуацию представляет собой клиент с синдромом нелюбящего родителя, который жалуется на неугодного ребенка.

«В качестве самодиагноза преимущественно выступает “злая воля”. К этому может добавляться “психическая аномалия”, “органический дефект”, “генетическая запрограммированность”. Проблема: “Необходимо переделать этого ребенка, но сам не справляюсь”. Запрос: “Помогите мне переломить его злую волю, внушить ему, заставить его”. Отношение к ребенку в подтексте с антипатией, отдаленностью и некоторым уважением к его стойкости в реализации “дурных намерений”. Отношение к консультанту деловое неадекватное. При этом вежливостью и пиететом в адрес консультанта родитель как бы пытается купить его содействие в “воспитательном процессе”. Ситуация с синдромом нелюбящего родителя особенно сложна как для дальнейшей психодиагностики, так и для дальнейшей терапии… Родитель такого типа абсолютно исключает из числа своих самодиагнозов влияние собственных действий или собственной личности на те или иные нарушения в поведении или развитии ребенка, поэтому он не будет предпринимать никаких попыток сделать себя самого объектом диагностики и коррекции. В этих случаях показано его участие в родительской группе, в которой посторонние люди указали бы данному родителю на те или иные его собственные черты, на его собственное отношение к ребенку как на причины неблагополучия» (Столин, 1989, с. 53–54).

По всей видимости, семейная терапия или в дополнение к работе с ребенком индивидуальная или групповая терапия, или родительская группа были бы уместными видами вмешательства с таким родителем, но проблема в том и состоит, что часто в подобном случае ребенок выступает козлом отпущения и ожидать признания собственного вклада в проблемы ребенка, по крайней мере, с самого начала консультативного контакта не приходится. В данном случае велика вероятность того, что консультант займет сторону ребенка, а проявление сопутствующего негативного контрпереноса к родителю приведет к прерыванию консультирования. Этой ловушки можно попытаться избежать, предложив родителю компромиссный вариант – регулярные консультации с ним по мере индивидуальной или групповой работы с ребенком. Если консультанту удастся справиться с собственным контрпереносом и завоевать доверие клиента с синдромом нелюбящего ребенка, то в какой-то момент может появиться возможность увидеть, что скрывается за таким отношением к ребенку. В этом случае можно надеяться, что произойдет значительное изменение родительско-детских отношений и, может быть, даже у родителя зародится интерес к идее пройти собственную психотерапию.

В монографии «Семья в психологической консультации» (1989) в разделе А.С. Спиваковской «Комплексная психологическая коррекция в целях профилактики неврозов у дошкольников» описывается важный аспект работы с запросом и впервые используется термин «переформулировка запроса».

«Обнаружено, что на первых встречах с психологом родители строят свое поведение по одному из трех типичных вариантов. Два из них – требование совета по воспитанию и требование включения в группу. Оба эти варианта характеризуются бессознательным отказом от самостоятель­ной работы, апелляцией к научному авторитету или особо эффективному методу при снятии с самих себя всякой ответственности за ход дальнейшей работы. Третья стратегия связана с истинным побуждением к поиску психологической помощи и с готовностью ак­тивно эту помощь воспринимать: психологу не передо­веряют ответственность за воспитание и отношения в семье, а ищут в нем опору и возможности сотрудничества (Спиваковская, 1989, с. 89). Совместный анализ этих не вполне осознанных мотивов обращения, их самодиагностика родителями выполняют важнейшую функцию построения необхо­димого рабочего контакта, ставят родителей перед необходимостью формулирования собственных задач для самостоятельной коррекционной работы (Спиваковская, 1989, с. 89–90).

Важнейшим итогом этих усилий является более глубокое осознание родителями мотивов обращения и вытекающая из этого переформулировка за­проса» (Спиваковская, 1989, с. 94).

Вот несколько примеров такого переформулирования начального запроса в ходе психокоррекционной работы, которые приводит Спиваковская (1989).

Запрос, сформулированный при обращении в консультацию

Запрос, сформулированный после родительского собрания

Научите ребенка правильно вести себя в детском саду и до­ма

Хочу понимания и объяснения поступков своего ребенка, хо­чу лучше чувствовать его

Мой сын очень трудный, я не могу с ним справиться, надо, чтобы муж уделял воспитанию больше внимания

Мне необходимо научиться уп­равлять собой, быть выдержаннее, спокойнее реагиро­вать на поведение сына, уметь вести себя во время ссор. До­биться взаимопонимания с мужем

Научите жену правильному поведению в семье, прежде всего отношению к ребенку

Хотелось, чтобы в результате занятий в консультации у нас с женой выработалась единая линия по отношению к ре­бенку

Вновь в размышлениях автора мы видим разделение на клиентов, выражающих истинные побуждения к поиску психологической помощи, готовых эту помощь воспринимать, сотрудничать, брать ответственность и работать над изменением себя, и клиентов, которых, похоже, очень беспокоит факт обращения за психологической помощью, желающих проверить возможность быстрого решения их проблемы или получить что-то привычное для них – совет, с которым вскоре можно выйти из консультативной ситуации.

Как мы видим, запрос может углубляться и переформулироваться в процессе оказания психологической помощи. Очевидно, что расширение, углубление и переформулирование запроса – это естественно развивающийся процесс с готовым к сотрудничеству и пересмотру своей позиции клиентом. Он сам по мере осознания себя (своих чувств, мыслей, мотивов и т.д.) в проблемной ситуации приходит к переформулировке запроса и необходимости работы над собой – самостоятельно (после полученной краткосрочной психологической помощи) или совместно со специалистом (в случае прохождения курса психотерапии). Увы, все намного сложнее с клиентом, который готов к сотрудничеству лишь на своих условиях. Если видение и предложения консультанта расходятся с его представлением об уместных правилах игры, тогда вскоре выясняется, что это совсем не то, зачем он пришел. Такой клиент может непосредственно проявить свое разочарование или промолчать, но не прийти на следующую консультацию. Неявка на встречу без ее заблаговременной отмены может стать выражением отношения к разочаровавшему специалисту.

Необходимость формулировки и переформулирования запроса поднимает важный вопрос об активности консультанта в этом процессе. Спиваковская пишет о том, что консультант не столько сам обнаруживает мотивационную структуру обращения, «сколько выслушиванием, косвенными во­просами, акцентами, зеркальным повтором, а также скупыми интерпретациями проясняет для самих обра­тившихся истинные мотивы обращения» (Спиваковская, 1989, с. 89).

Значит ли это, что консультанту не нужно делать чего-то специально, достаточно применения традиционных терапевтических вмешательств, что это скорее задача клиента – сформулировать такой запрос, совместная работа над которым, по мнению специалиста, возможна и может принести свои плоды? Мне кажется, что к формулировке и особенно к переформулированию запроса консультанту стоит относиться как к своей собственной задаче, а не уповать на зрелость и психологическую осведомленность клиента. Процесс формулирования консультантом рабочего запроса, основанного на текущем осмыслении не только симптомов и проблем клиента, но и его чувств, личностных особенностей, жизненной ситуации и личной истории, позволяет направлять клиента к осмыслению и формулировке им причины обращения за помощью, своих ожиданий и целей, над которыми он хочет работать. Да, в идеале это должен быть совместный процесс, обмен между клиентом и консультантом, в результате чего должна появиться формулировка целей последующей психотерапевтической работы. Иногда вопросов, отражающих реакций и скупых интерпретаций консультанта, бывает достаточно для содействия клиенту в формулировке запроса, но чаще консультанту необходимо самому сформулировать главную причину обращения клиента за помощью. Разделение с клиентом такой формулировки сообщает последнему о том, что консультант услышал главную заботу клиента, почувствовал его боль и готов оказать помощь в ее преодолении.

Второй важной работой по обсуждаемой нами теме является книга В.К. Лосевой и А.И. Лунькова «Рассмотрим проблему...: Диагностика переживаний детей и взрослых по их речи и рисункам» (Лосевой, Луньков, 1995), в которой был сделан весомый шаг по разработке концепции запроса на психологическую помощь. Они предложили свое определение запроса и ряд новых понятий, а также представили новую типологию запроса, несколько расширив ее и, на мой взгляд, тем самым сделав шаг в сторону психотерапии. Давайте рассмотрим основные идеи этих авторов.

В данной работе представлена модель краткосрочной проблемно-ориентированной психологической помощи, предполагающая эклектическое использование техник из различных психотерапевтических подходов.

Лосева и Луньков (1995) выделяют ряд вопросов и директив, на их взгляд, помогающих как клиенту, так и консультанту лучше разобраться в ситуации и выявить запрос. После предъявления проблемной ситуации Лосева и Луньков рекомендуют консультантам использовать следующую схему беседы:

«Опишите подробнее ваши переживания в тот момент».

«Вспом­ните, были ли у вас подобные переживания и ситуации раньше и как вы с ними справлялись».

«Когда впервые возникла данная проблема?»

«Почему вы обращаетесь за помощью именно сей­час?»

«Опишите события вашей жизни примерно в течение года до начала заболевания, не оценивая их по значимости».

«Какой идеальный результат от нашей совместной работы вы хотели бы получить? Не оценивайте его с точки зрения реалистичности. Представьте себе, что возможно все. Итак?»

«Что вы станете делать после того, как беспокоящая вас проблема полностью уйдет из вашей жизни?»

Описывая процесс проблемно-ориентированной психологической помощи, авторы подчеркивают, что в ходе сбора релевантной информации консультанту следует уделить внимание анализу запроса, речи и невербального поведения клиента, его жизненной ситуации и личной истории, а также анализу симптома и сопротивления. Взаимовлияния и связи между этими компонентами информации должны быть в фокусе внимания консультанта, поскольку анализ одних элементов этой информации позволяет пролить свет на другие.

В ходе сбора информации и ее последовательного анализа, согласно Лосевой и Лунькову (1995), у консультанта «рано или поздно вызревает общая гипотеза, включающая в себя два аспекта: с одной стороны, представление о причине возникших у пациента трудностей, часто скрытой от его сознания, и, с другой стороны, идея о способе выхода из сложившейся ситуации». После проверки такой гипотезы можно переходить к следующему этапу – формулированию глубинной проблемы, что может быть осуществлено как консультантом, так и самим клиентом. Далее, по их мнению, может быть заключено терапевтическое соглашение и становится возможной совместная работа над проблемой.

После возникновения у психолога гипотезы о связях наступает этап содержательной работы с пациентом по поводу его запроса и глубинной про­блемы, скрываемой за ним. Надо отметить, что глубинная проблема чаще всего пациентом не осознается в силу действия механизмов психологиче­ской защиты. В сознании представлен только сам запрос или жалоба.

В связи с этим задачей работы психолога является расширение осознания па­циента, чтобы и сама проблема, и скрывающие ее от осознания защитные механизмы, и ее решение стали осознанной основой для действенных спо­собов самоизменения.

Чтобы показать динамику этого процесса, Лосева и Луньков (1995) используют следующий рисунок.

 

 

Рис. Динамика процесса осознания глубинной проблемы.

Как мы видим, авторы считают запрос исключительно осознаваемым явлением, лишь верхушкой айсберга.  Они определяют запрос следующим образом:

«Под запросом мы понимаем явно выражаемую пациентом просьбу или жалобу, его первое словесное формулирование своих трудностей, в разре­шении которых он ожидает найти помощь у психолога» (Лосева, Луньков, 1995, с. 18).

Достаточно нечеткое определение запроса Столиным (1989) как «конкретизации формы ожидаемой клиентом помощи от консультации» допускает, на мой взгляд, смысловое расширение описываемого явления. Так, например, можно предположить, что под конкретизацией имелся в виду некий процесс, а не единичный акт, что местом действия данного процесса конкретизации является консультация, но речь может идти о ряде консультаций, а не только о самой первой консультации. В.К. Лосева и А.И. Луньков заменили «конкретизацию формы ожидаемой клиентом помощи» на «первое словесное формулирование трудностей», что очевидно сильно сужает рамки этого понятия. Запрос, по определению Лосоевой и Лунькова, – это лишь самое первое формулирование трудностей; даже последующие самостоятельные попытки клиента в ходе консультации сформулировать причину своего обращения уже оказываются за рамкой данного определения. Как мы видим, в модели Лосевой и Лунькова (1995) более важным понятием становится личная или глубинная проблема, которая, как правило, не осознается клиентом, но может быть осознана им благодаря работе с психологом, в частности, консультант должен нейтрализовать действие защитных механизмов клиента, его возможное сопротивление признанию и формулировке глубинной проблемы.

Вполне объяснимо, что авторы модели проблемно-ориентированной психологической помощи отвели термину «проблема» особое место, но появление в последующих работах (см.: Певзнер, 2002) понятия «рабочий запрос» свидетельствует о том, что смысловое содержание термина «запрос» вполне может включать то, что Лосева и Луньков предпочли передать термину «глубинная проблема». По всей видимости, существует взаимопроникновение явлений, определяемых понятиями «запрос» и «проблема», смысловую границу каждого из них можно расширить за счет другого.

Несмотря на весьма ограниченное определение термина «запрос», Лосева и Луньков (1995) внесли весьма важный вклад в последующее развитие концепта запроса. На мой взгляд, практически ценным дополнением стало акцентирование этими авторами такой характеристики запроса, как степень конструктивности. Они раздели все виды запросов на конструктивные и неконструктивные, а также предложили несколько новых видов запроса.

Не всякий запрос позволяет непосредственно перейти к содержательной работе. Ведь задача, адресованная себе и психологу, изначально может быть сформулирована как нерешаемая, поэтому, согласно Лосевой и Лунькову, можно говорить о степени конст­руктивности запроса клиента.

«Под неконструктивными мы будем понимать запросы, содержащие пре­дельное обобщение («хочу быть всегда спокойным, научиться никогда не вол­новаться, никогда не совершать ошибок» или «хочу, чтобы ничего не менялось в моей семье, а все оставалось по-старому»). Запросы с предельным обобще­нием связаны с нереалистическими ожиданиями в возможности отказа от из­менения и развития, с установкой не на решение проблем, а на его избегание...

Другим видом неконструктивного запроса является манипулятивный. Он содержит просьбу о помощи в изменении не самого обращающегося за по­мощью, а третьих лиц. Он назван «манипулятивным», поскольку содержит просьбу о помощи в управлении другим человеком без его согласия. Такой запрос встречается часто и связан с распространенными иллюзиями о психо­логе как специалисте по разнообразным «хитростям» в манипули­ровании другими людьми.

Встречаясь с подобным запросом, мы должны сообщить пациенту, что не можем решать проблемы третьих лиц заочно, тем более, если они этого сами не хотят. Мы можем только помочь пациенту решить его проблемы, возникающие в связи с отношениями с этими третьими лицами» (Лосева, Луньков, 1995, с. 18–19).

Все остальные запросы, по мнению Лосевой и Лунькова (1995), могут быть отнесены к «конструктивным». Они предложили собственную классификацию основных видов запросов.

Неконструктивные запросы

Манипулятивный запрос

Управление отношениями другого

Управление желаниями другого

Управление поведением другого

Управление эмоциями другого

Управление психологом

Запрос с предельным обобщением

Конструктивные запросы

Запрос об информации

Запрос о границах нормы

Запрос о возможностях психологического изменения и его прогнозе

Запрос о помощи в самопознании

Запрос об определении способностей

Запрос о структурировании Я-концепции

Запрос о помощи в самопринятии и самопонимании

Запрос о помощи в саморазвитии

Развитие когнитивных способностей

Развитие коммуникативных навыков

Развитие навыков саморегуляции

Запрос о трансформации

Экзистенциальный запрос

Помощь в освобождении от прежнего жизненного сценария

Помощь в достижении личностной целостности

Запрос о снятии симптома

Жалобы на эмоциональные нарушения

Психосоматические симптомы

Коммуникативные трудности

Когнитивные нарушения

Энергетические проблемы

Как мы видим, три вида запроса из типологии Столина, а именно «Просьба об эмоциональной и моральной поддержке», «Просьба о содействии в анализе», «Просьба о помощи в выработке позиции» были исключены; еще три вида запроса были переформулированы: «Просьба в оказании влияния на члена семьи или в его изменении в интересах лица, о котором идет речь» и «Просьба об оказании влияния на члена семьи в интересах клиента» – в «Манипулятивный запрос», а «Просьба об обучении навыкам» – в «Запрос о помощи в саморазвитии»; один вид запроса, а именно «Просьба об информации/Запрос об информации» остался неизменным. Кроме того, были предложены формулировки еще четырех новых видов запроса: «Запрос с предельным обобщением», «Запрос о помощи в самопознании», «Запрос о трансформации» и «Запрос о снятии симптома».

По-моему, новый вариант формулировки «Запрос о/об …» ничем не лучше прежней формулировки «Просьба о/об …». Мне также представляется необоснованным отказ от трех видов запроса из типологии Столина. Наряду с таким самым простым вариантом запроса, как просьба о возможности выговориться и выразить свои чувства, просьба о содействии в анализе жизненной ситуации, выработке позиции и/или принятии решения довольно часто предъявляется клиентами в практике психологического консультирования. Однако, на мой взгляд, это скорее один и тот же запрос, а не три различных вида запроса. При просьбе о содействии в анализе жизненной ситуации обычно присутствует желание обрести собственную позицию и принять верное решение о том, как поступить.

Предложение же таких новых вариантов запроса, как «Запрос о помощи в самопознании», «Запрос о трансформации» и «Запрос о снятии симптома», представляется мне обоснованным и ценным для практики. Кроме того, это важный шаг к расширению концепции запроса на область психотерапии. Посмотрим, как Лосева и Луньков (1995) определяют эти виды запроса.

Запрос о помощи в самопознании Лосева и Луньков (1995) описывают следующим образом:

«Запрос о помощи в самопознании также характерен для подростков и отражает возрастные закономерности их развития. Часто его возникнове­ние провоцируется проблемами профориентации («какие у меня способно­сти?») и трудностями общения со сверстниками.

Взрослые также предъявляют его в кризисных жизненных ситуациях, требующих пересмотра отношений к себе, своих установок и взглядов, пе­реструктурирования Я-концепции. Нередко этот запрос возникает при вне­запном тяжелом соматическом заболевании (рак, ишемия, туберкулез и др.). Это связано с адекватной интуицией пациента о том, что ему необходимо произвести некоторые изменения в понимании себя и окружающих. Наибо­лее естественно он может возникать у религиозных людей, связывающих болезнь с какими-то своими ошибками и неправильными решения.

При работе психолога с таким запросом следует стремиться к тому, чтобы растущее самопонимание пациента носило позитивный характер и не вылилось в самобичевание и самообвинение» (Лосева, Луньков, 1995, с. 20–21).

Хотя неконкретизированный запрос о помощи в самопознании может быть ничем не лучше запроса с предельным обобщением, его более конкретная формулировка – это благодатная почва для заключения контракта на курс психотерапии. Когда клиент просит содействовать в определении того, что он собой представляет, на что способен и чего хочет от жизни, стремится ли осмыслить свою личную и семейную историю, желает ли обрести уверенность и укрепить самооценку или понять свой вклад в неудачные личные отношения, прохождение курса психотерапии выглядит логичным шагом для обоих участников этого процесса.

Введение запроса о трансформации авторы объясняют следующим образом:

«Особым видом запроса является запрос о трансформации. Мы исполь­зуем понятие трансформации в смысле, характерном для традиции аналити­ческой психологии К.Г. Юнга. Оно включает в себя потребность человека начать жить как бы «с чистого листа», отказавшись от жесткого детерминизма свой личной истории, осознать новый смысл жизни, отделить в себе свое подлинное от чуждого и наносного.

Такой запрос характерен для людей, столкнувшихся с кризисом середи­ны жизни (второй половины жизни). Этот кризис несет в себе огромный жизненный потенциал самоизменения» (Лосева, Луньков, 1995, с. 21).

Лосева и Луньков (1995) выделяют также три варианта этого запроса, а именно 1) экзистенциальный запрос; 2) помощь в освобождении от прежнего жизненного сценария; и 3) помощь в достижении личностной целостности.

Формулировка данного вида запроса, конечно же, удовлетворит юнгианских аналитиков, а второй его вариант – терапевтов, практикующих транзактный анализ, однако терапевты, использующие в своей работе другие подходы, вряд ли найдут эти формулировки полезными. Как мне представляется, формулировки видов запросов должны учитывать специфику и направленность различных видов психотерапии, но их следует, по возможности, формулировать на языке общей психотерапии без специальных терминов, активно используемых только в том или ином направлении психотерапии. Термин «жизненный сценарий», например, вполне может быть заменен термином «неадаптивный паттерн», который имеет более широкое употребление в различных психотерапевтических подходах. Бывает так, что какой-то феномен, который был акцентрирован в рамках отдельного направления психотерапии, становится общепризнанным явлением в психотерапии. Экзистенциальный запрос представляется мне как раз таким термином, поскольку работа с экзистенциальными переживаниями осуществляется не только в рамках экзистенциальной терапии, но и в других подходах. А, например, работа по самопринятию клиента может быть целью не только в клиент-центрированной терапии, но и в других методах психотерапии.

Запрос о снятия симптома Лосева и Луньков (1995) обосновывают следующим образом:

«Наиболее часто в психологическом консультировании встречается запрос о снятии симптома. Мы используем понятие симптома в широком смысле, по­нимая под ним любое психологическое, телесное или психосоматическое на­рушение, беспокоящее человека и являющееся знаком более глубокой пробле­мы. Сюда мы относим и энергетические нарушения типа хронической усталости и переживания «нехватки сил».

Как правило, пациент рассматривает симптом достаточно изолированно, не улавливая глубинной его связи с разными сторонами своего существова­ния. В ряде случаев пациент устанавливает упрощенные или примитивные причинно-следственные связи типа “все причины – в переутомлении, пе­ренесенном гриппе и т.п.”

Запрос о снятии симптома может быть удовлетворен непосредственно, например, посредством техник нейролингвистического программирова­ния. Так, если человек испытывает страх перед начальником, то тогда рабо­тают именно с этим страхом, не вникая в личную историю пациента и исто­рию развития симптома. Конечно, при таком подходе человек не застрахо­ван от возникновения подобных, но связанных с другими ситуациями страхов, но он, по крайней мере, знает, что существует метод совладания с каждым отдельным страхом.

Работа с запросом о снятии симптома может быть осуществлена и другим способом, через осознание психологических источников и функций симп­тома. Это приведет к построению новых схем поведения и самоосознания и, возможно, появлению новых конструктивных запросов к психологу.

Любой симптом всегда является решением психологической проблемы человека, пусть и не самым удачным. Он выступает свидетельством того, что человек, во всяком случае, проблему решал, пускай и неосознанно. Поэтому симптом всегда защищает человека от необходимости осуществлять пове­дение, которое ему представляется безрезультативным или безуспешным, освобождает от ответственности за ряд аспектов свой жизни и по-новому организует отношения с окружающими людьми. Игнорирование этих функций симптома может привести к серьезным ошибкам в консультировании» (Лосева, Луньков, 1995, стр. 22-23).

Некий симптом или ряд симптомов – одна из основных причин обращения за психотерапевтической помощью (Budman & Gurman, 1988), поэтому предложенная Лосевой и Луньковым формулировка данного запроса представляется весьма обоснованной. Довольно часто клиенты хотят лишь облегчения страдания, что, правда, не исключает того, что через осознание его психологических источников и функций запрос о снятие симптома может быть трансформирован в иные варианты конструктивного запроса, как поясняют Лосева и Луньков. Иначе говоря, в ходе взаимодействия со специалистом мотивация на облегчение симптоматического страдания может быть дополнена мотивацией на осознание и изменение.

Помимо двух основных работ, названных выше, тема запроса на психологическую помощь затрагивалась в отечественной литературе достаточно редко, что весьма удивительно. Давайте рассмотрим работы, в которых явным образом или косвенно речь шла о запросе на психологическую и психотерапевтическую помощь.

Касаясь проблемы соответствия проблемы клиента и психотерапевтического метода, Василюк ввел важное представление о психотехническом форматировании проблемы, в соответствии с которым «существует определенная степень пластичности у проблемного материала клиента, и этому материалу может быть придана разная форма в зависимости от того, какой метод терапии есть в распоряжении консультанта. Одна и та же проблема может быть отформатирована как проблема выбора, как проблема стресса или межличностного конфликта, если у терапевта в распоряжении есть соответствующие этим проблемам техники. Таким образом, существует взаимная детерминация проблемы и метода, так что некоторые проблемы требуют форматирования соответствующего метода, но и наоборот: наличный метод может потребовать в реальной психотерапевтической ситуации соответствующего форматирования проблемы» (Василюк, 2009, с. 39).

Ф.Е. Василюк также подчеркивает необходимость активной позиции клиента и его вклад в создание терапевтической ситуации. «Человек совершает некие внутренние акты для того, чтобы встать в позицию клиента (например, акт смирения, признания своей несостоятельности, акт риска и доверия другому, готовность к открытости и т.д.). В этом смысле “клиент” не первичная онтологическая реальность, а всегда некое “произведение”, состояние, в которое человек вошел и которое он готов в себе культивировать для участия в терапевтической работе» (Василюк, 2009, с. 35).

Иначе говоря, в процессе формулирования и переформулирования запроса консультант может помочь обратившемуся за помощью человеку совершить «некую ориентацию» на местности и совершить «стыковку» с методом терапии специалиста и тем самым занять внутреннюю позицию клиента, учитывающую предложенный способ взаимодействия. Кроме того, клиент может внести поправку или предложить собственную формулировку уже с учетом мнения специалиста о том, над чем ему стоит работать, что может помочь выработать совместную, разделяемую обоими участниками формулировку рабочего запроса.

Следующей работой, заслуживающей внимания, является исследование Е.В. Мишиной (2010) «Феномен совместности в дебюте консультативного процесса». На основе анализа протоколов начальных консультаций Мишина выделила структурные элементы жалобы, запроса и проблемы. Она пришла к выводу, что жалоба включает в себя два существенных элемента – неудовлетворенность и несостоятельность. «Чтобы пожаловаться, клиент должен выразить, во-первых, неудовлетворенность каким-либо аспектом своей жизни, а во-вторых – несостоятельность, т. е. невозможность самостоятельно справиться с жизненной ситуацией» (Мишина, 2010, с. 121). Запрос, согласно Мишиной, также включает два элемента: выше определенную жалобу и просьбу. «Элемент просьбы содержит представления о целях и методах совместной работы. Так, выражая запрос терапевту, клиент просит о помощи, указывая направление совместной работы и называя конкретные средства этой работы» (Мишина, 2010, с. 122). Базовая структура проблемы, в свою очередь, также включает два элемента – жалобу (или жалобы) и объяснение. Коммуникативная функция проблемы в психотерапевтическом диалоге, по мнению Мишиной, заключается в том, чтобы «обобщенно объяснять жалобы клиента. Клиент не просто излагает жалобы, он ищет корни и причины своего неблагополучия». Кроме того, Мишина акцентирует содействие клиента и терапевта в процессе определения проблемы в качестве условия инициирования терапевтического процесса.

«Запрос может стать действительной реальностью терапии только тогда, когда он вызвал деятельный отклик у терапевта, установку на помощь и соучастие. Наконец, формулировка собственно проблемы также должна быть согласована клиентом и терапевтом: они должны “договориться” о том, что именно они считают причиной неблагополучия клиента, что станет “мишенью” их совместной работы в терапевтическом взаимодействии, словом, достичь солидарности на интеллектуальном, когнитивном уровне. Только когда достигается согласованность в этих трех пунктах, терапевт оказывается способен к сочувствию, содействию и сомыслию, и тем самым достигается синергийная и диалогическая объединенность терапевта и клиента, формируется специфический для психотерапии феномен совместности» (Мишина, 2010, с. 116).

Мишина опирается на идеи Василюка, для которого «проблема» является ключевым понятием в структуре психотерапевтической ситуации и выступает как «выстраиваемый в самом психотерапевтическом процессе «символический объект», который определяется и как диалогически согласовываемая тема общения клиента и психотерапевта, и как согласовываемый предмет их совместной деятельности, и как согласовываемая модель объяснения жалоб клиента» (Василюк, 2005). При этом «проблему», по мнению Мишиной (2010), можно представить как единую конструкцию, разделенную на три сектора — жалобу, запрос и «собственно проблему».

Еще одной релевантной работой является статья Г.И. Малейчука «Портрет современного клиента: общая характеристика» (Малейчук, 2012б). Он отмечает, что «в настоящее время бытует мнение, что клиент – это человек, у которого есть проблемы. Однако здесь не все так просто. Далеко не каждого человека, у которого есть какие-либо трудности, можно отнести к категории клиентов. Даже если признать тот факт, что проблемы есть у каждого человека, то, пожалуй, не все они относятся к проблемам психологического уровня. В свою очередь далеко не каждый человек, имеющий именно психологические сложности, осознает их как таковые» (Малейчук, 2012б).

Он выделяет ряд условий, которые делают из потенциального потребителя психологических/психотерапевтических услуг или так называемого «визитера» действительно клиента, а именно:

1) добровольность;

2) признание авторства своих проблем;

3) признание своих проблем как проблем психологических;

4) признание того факта, что психотерапия помогает (наличие элементов психологической картины мира);

5) признание психолога/психотерапевта как профессионала.

Исходя из вышеназванных условий, Малейчук так определяет понятие «клиент»:

«Клиент – это человек, добровольно обратившийся за психологической помощью к специалисту, идентифицирующий свои проблемы как проблемы психологические, признающий свои вклады в их возникновение, а также признающий психолога/терапевта как специалиста, который может помочь их решить» (Малейчук, 2012б).

Затронута интересующая нас тема в статье Н.В. Ивановой (2004) «Как помочь клиенту определить терапевтическую цель». Она считает, что эффективность психотерапии во многом зависит от наличия общей и для клиента, и для психотерапевта цели, т.е. от создания ситуации разделенной ответственности.

«Человек приходит на консультацию с жалобой на душевную боль, неудовлетворенность, на страдание… Задача психолога – понять, что хочет клиент, и сформулировать запрос… помочь клиенту принять на себя ответственность, т.е. занять позицию собственного участия в собственном терапевтическом процессе, начиная с определения желаемого терапевтического результата» (Иванова, 2004, с. 105).

Начальную стадию взаимодействия клиента и терапевта она предлагает называть «Выделение проблемы. Исследование ситуации», которую сменяет следующая стадия «Формирование запроса или постановки цели». Соответственно движение к терапевтической цели, согласно Ивановой, можно представить следующим образом:

Жалоба → Проблема → Запрос

Как мы видим, тем самым автор фактически отождествляет процесс формирования запроса и постановки терапевтической цели.

Иванова также подчеркивает, что «эффективность определения клиентом психотерапевтической цели детерминирована в первую очередь ясностью понимания консультантом собственной позиции» (Иванова, 2004, с. 107). Говоря о позиции консультанта, она имеет в виду:

– взгляд, представления и установки консультанта относительно процесса консультирования;

– принятие определенного места, роли и значения консультанта в психотерапевтическом процессе;

– отношение консультанта к возможностям клиента и понимание его (клиента) роли в консультировании» (Иванова, 2004).

И, действительно, существенную роль в процессе формирования запроса играют не только представления и ожидания клиента, но и представления и установки терапевта. Это можно проиллюстрировать на примере уместности советов в консультативной/психотерапевтической деятельности.

Как мы знаем, многие авторитеты в области психотерапии, например, Зигмунд Фрейд, Карл Роджерс, Ирвин Ялом, однозначно высказывали свое негативное отношение к советам. Однако, существуют и другие авторитеты (например, Альберт Эллис), которые не чурались советов в качестве средства терапевтического воздействия.

А.Б. Орлов, Н.А. Орлова и М.С. Пермогорский отмечают, что «система ожиданий человека, обращающегося к психологу за помощью, строится по аналогии с приятой в социуме структурой типовой коммуникации: вопрос – ответ, запрос – совет. В силу этого к психологу, как к любому другому специалисту, приходят за ответом на вопрос и/или за советом на запрос» (Орлов, Орлова, Пермогородский, 2012, с. 41–42). Однако данное представление и ожидание клиента обычно сталкивается с установкой специалиста «психолог не должен давать советов». «Подобное положение дел приводит к фрустрации ожиданий как у клиента, так и у начинающего специалиста-психолога. В самом деле у врача получают рецепт, у священника – отпущение грехов и наставление, у юриста – консультацию и руководство к действию, а у психолога – обманутые надежды?» (Орлов, Орлова, Пермогорский, 2012, с. 43).

Каждый начинающий психолог-консультант и психотерапевт неизбежно сталкивается с дилеммой «давать или не давать советы» в своей практической деятельности и далеко не сразу вырабатывает собственную позицию. Приведу в качестве примера четкой позиции по этому вопросу лишь одно мнение:

«Любая интервенция терапевта базируется как на его профессиональных знаниях и клиническом опыте, так и на учете специфики личности конкретного клиента. Чувствительный терапевт способен к выбору терапевтических средств в каждой ситуации взаимодействия с клиентом, и именно осознанный выбор позволяет принять решение в пользу той или иной интервенции… Учитывая уникальность каждого клиента и ситуации терапевтического контакта, анахронизмом выглядит универсальная рекомендация «не давать советов». Совет может стать действенным средством в терапии, если использовать его профессионально грамотно, выбирая адекватную форму, время и учет личностных особенностей клиента и ситуации терапевтического взаимодействия» (Малейчук, 2012а).

Конечно же, отношение психолога-консультанта или психотерапевта к возможности советов – это лишь частный вопрос более общей проблемы. Более общим вопросом для каждого специалиста становится проблема выработки собственной позиции по отношению к «технологии психотерапевтического воздействия», иначе говоря, к допустимости и уместности «технического эклектизма». И опять каждый специалист должен выработать четкую позицию касательно степени собственной активности в терапевтической ситуации, стремится ли он максимально расширить свой репертуар терапевтических инструментов, чтобы иметь для каждого клиента, для каждой ситуации свою технику, или ограничивается применением только тех технических средств, которые выработаны в рамках выбранного им метода психотерапии. От выбора, позиции терапевта здесь многое зависит. С одним терапевтом ожидание клиентом совета, домашнего задания или алгоритма действий будет конструктивным запросом, а с другим – совершенно неконструктивным запросом.

Формулировка запроса и целей лечения разнится в зависимости от метода психотерапии. Например, когнитивно-поведенческий терапевт склонен достаточно конкретно на поведенческом уровне формулировать предъявленные проблемы, определяя тем самым мишени терапевтического воздействия, а затем целенаправленно работать над их изменением. При этом, например, могут использоваться специальные техники и различного рода домашние задания. Клиент-центрированный терапевт или психоаналитический терапевт обычно не фокусируется в такой степени на предъявленных симптомах и проблемах, больше обращается к своему ощущению, чувствам и смыслам клиента и, как правило, не прибегает к директивам и домашним заданиям. В свою очередь психоаналитический терапевт может отличаться от клиент-центрированного терапевта обращением к исследованию прошлого, сновидений и фантазий и использованием интерпретаций в качестве главного средства воздействия. Всех этих особенностей практикуемого терапевтом метода клиент может совершенно не знать. Поэтому не следует ожидать, что клиент сам, без содействия со стороны консультанта сформулирует реалистичный, рабочий запрос, соответствующий специфике применяемого терапевтом метода психотерапии.

Проблема определения основных понятий

В отечественной литературе по психологическому консультированию можно обнаружить лишь начальные попытки определить основные понятия феномена запроса на психологическую помощь. Столин считал, что «запрос – это конкретизация формы ожидаемой клиентом помощи от консультации» (Столин, 1989, с. 45). Лосева и Луньков под запросом понимали «явно выражаемую пациентом просьбу или жалобу, его первое словесное формулирование своих трудностей, в разрешении которых он ожидает найти помощь у психолога» (Лосева, Луньков, 1995, с. 18). Именно эти два определения мы встречаем в большинстве отечественных учебников по психологическому консультированию. Лосева и Луньков ввели в обиход понятие «неконструктивный запрос» и описали его несколько вариантов, но, к сожалению, не дали ему определения.

Помимо вышеприведенных определений, в статье М.М. Певзнера (2002) мы находим формулировку понятий «первичный запрос» и «рабочий запрос». Первичный запрос – «выраженное во время первой сессии представление клиента о причинах жизненных трудностей и о помощи специалиста-психолога, в которой он нуждается» (Певзнер, 2002, с. 35). Однако не каждый первичный запрос клиента, по мнению Певзнера, может быть стать основой для последующей психологической работы, т.е. стать рабочим запросом. «Рабочий запрос принимается специалистом (поскольку соответствует его профессиональной позиции) и определяет направление консультативной работы» (Певзнер, 2002, с. 35).

Как мы видим, все определения основных понятий концепции запроса кратки; порой они давались попутно с рассуждениями по другому вопросу. Ввиду этого важно уделить данному аспекту должное внимание и более обстоятельно и последовательно сформулировать основные понятия концепции запроса на психотерапевтическую помощь.

С учетом различных аспектов, затронутых в вышеупомянутых работах, перейдем собственно к определению основных понятий концепции запроса на психологическую и психотерапевтическую помощь.

Запрос – это предъявляемая посредством жалоб на симптомы психического неблагополучия, неудачи на жизненном пути или на проблемы в отношениях со значимыми другими просьба клиента о помощи, выражение клиентом своих представлений о том, что является проблемой, каковы причины ее возникновения, а также явное или скрытое проявление своих ожиданий, надежд и страхов касательно роли терапевта, целей, методов и длительности психологической или психотерапевтической помощи.

Первичный запрос – это начальное выражение клиентом своих жалоб, надежд и личных устремлений, объяснение причин возникших жизненных затруднений и/или симптомов, послуживших основанием его обращения за психологической или психотерапевтической помощью и ожиданий касательно целей, методов и длительности психологической или психотерапевтической помощи.

Рабочий запрос – это такая формулировка основной, первостепенной проблемы или личной цели, которая является не только насущной для клиента, но и в достаточной степени согласуется с профессиональной позицией терапевта; определение рабочего запроса подразумевает последующее обсуждение терапевтических целей, методов и длительности совместной коррекционной или терапевтической работы, становясь тем самым существенным элементом формирования терапевтического альянса и основанием для заключения терапевтического контракта.

Неконструктивный запрос – это предъявление клиентом такого видения проблемы и ожиданий от психологической или психотерапевтической помощи, которые не согласуются с профессиональной позицией терапевта; неконструктивный запрос обычно выдает избегание клиентом признания собственной несостоятельности в разрешении испытываемых трудностей, стремление переложить груз ответственности на плечи лица из ближайшего окружения или на терапевта, нежелание клиента признавать свой вклад в возникновение проблемы, нереалистичные ожидания от психологической или психотерапевтической помощи.

Подлинный (глубинный) запрос – это формулировка подлинной причины обращения за помощью, той главной заботы, личного устремления или глубинной проблемы клиента, которую он не осознает или не решается открыто предъявить на начальном этапе взаимодействия со специалистом. Это обращение к тому, что лежит в основании жалоб, симптомов, текущих обстоятельств, заставивших его обратиться за помощью. Формулирование подлинного запроса предполагает переход от манифестного содержания в самопредъявлении клиента к латентному содержанию, которое становится доступным, явным в процессе раскрытия клиента.

Формулирование/переформулирование запроса – это осуществляемое клиентом, терапевтом или – в идеале – совместное обозначение причины обращения клиента за помощью (рабочего запроса) и вытекающей из этого цели совместной консультативной или терапевтической работы, их последующее переформулирование с целью определить текущий рабочий запрос и/или обнаружить подлинный запрос клиента.

Как видно из вышеприведенных формулировок запрос клиента на психологическую или психотерапевтическую помощь – это далеко не только «первое словесное формулирование своих трудностей» (Лосева, Луньков, 1995) и «конкретизация формы ожидаемой клиентом помощи от консультации» (Столин, 1989, стр. 45); это гораздо более сложное явление. Не менее важными гранями или компонентами запроса также являются определение основной проблемы или темы, просьба клиента о психологической или психотерапевтической помощи, признание клиентом неудовлетворенности и невозможности самостоятельно справиться с внешними обстоятельствами и/или с собственными чувствами и мыслями, представления клиента и терапевта о причинах возникновения проблемы и о процессе (методах и длительности) оказания помощи, ожидания клиента и терапевта касательно их ролей во взаимодействии друг с другом, а также надежды и страхи клиента.

Если первичный запрос – это начальное предъявление клиентом своих жалоб, личных устремлений, представлений и ожиданий, то рабочий запрос – это такая формулировка основной проблемы, темы или личной цели, иначе говоря, насущной для клиента проблемы, которая согласуется с профессиональной позицией терапевта. Формулировка рабочего запроса в гораздо большей степени включает совместные усилия клиента и терапевта, ведущие к формированию терапевтического альянса и заключению терапевтического контракта.

Формулировка запроса и его переформулирование – это процесс совместного определения насущных нужд, устремлений, неадаптивных паттернов, задач развития клиента и т.д. с целью определить терапевтический фокус психотерапии, т.е. текущий рабочий запрос или подлинный запрос. При этом терапевт может работать как с явно осознаваемыми клиентом проблемами, так и обращаться к смутно осознаваемым или с трудом признаваемым проблемам, или даже высвечивать неосознаваемые причины существующих у клиента затруднений. Иначе говоря, процесс формулирования/переформулирования запроса включает континуум «сознательное–предсознательное–бессознательное», и каждый клиент, и каждый терапевт определяет степень погружения в исследование существующих проблем, решает, что именно станет фокусом их совместной работы. Таким образом, формулирование рабочего и подлинного запроса может быть не только задачей начального этапа психотерапии, но и представлять собой процесс, обеспечивающий ход всего курса психотерапии.

Увы, гораздо чаще, чем нам бы хотелось, мы сталкиваемся с обращенными к нам нереалистичными ожиданиями, с нежеланием клиента признавать свой вклад в возникновение проблем, с сопротивлением, психологическими защитами, неадаптивными паттернами межличностного взаимодействия и с дисфункциональными личностными чертами клиентов, что приводит к неудаче вовлечения клиента в психотерапию, ее прерыванию в самом начале. Неконструктивные запросы всегда были одним из самых больших вызовов и стимулов для развития психотерапевтических методов, а разработка стратегий работы с проблемными запросами по-прежнему остается передовой линией современной психотерапии.

Достаточно часто, прежде чем клиент откроет консультанту подлинную причину обращения за помощью и позволит появиться связанным с ней болезненным чувствам, проходит какое-то время. Принимая во внимание феномен защитных механизмов, представляется весьма естественным, что только тогда, когда между консультантом и клиентом возникает эмоциональный контакт и последний убеждается в том, что он может доверять этому незнакомцу, поверхностная жалоба заменяется глубинной, скрытой до поры проблемой – подлинным запросом. Углубление и переформулирование запроса, таким образом, является вполне естественным последующим шагом, если клиент начинает доверять консультанту и связывать с ним надежду на решение своих проблем. Это может произойти в течение начальной консультации, нескольких первичных интервью или гораздо позже – в процессе оказания психотерапевтической помощи. Порой травматический опыт, связанный с интенсивными негативными аффектами, открывается только в ходе психотерапии. И тогда у терапевта часто возникает чувство, что только сейчас клиент открыл подлинную причину обращения за психотерапевтической помощью.

Термин «рабочий запрос» акцентирует, что заявленные клиентом проблема и ожидания соответствуют представлениям консультанта, тому, что он может предложить в ходе последующей консультативной или психотерапевтической помощи. А термин «подлинный или глубинный запрос» подчеркивает трудность осознания и предъявления подлинной причины обращения за помощью, необходимость сохранения усилий по пониманию глубинной причины обращения за помощью и после того, как был сформулирован рабочий запрос. В идеале рабочий и подлинный запрос должны совпадать. Чаще же бывает так, что у клиента существует несколько запросов. Они могут быть озвучены в самом начале или формулироваться уже по ходу консультирования или психотерапии. В процессе консультативной или психотерапевтической работы фокус может сохраняться на том или ином запросе. Один запрос может терять свою актуальность и на передний план может выходить другой, ранее уже озвученный или новый запрос. Характерной особенностью краткосрочной терапии является наличие терапевтического фокуса (работа по одному запросу), а в процессе длительной терапии терапевт может придерживаться установки на исследование и переработку «вширь и вглубь», т.е. работать с рядом запросов клиента одновременно.

Запрос на психотерапевтическую помощь и методы психотерапии

Как мне представляется, различные методы психотерапии можно разделить на симптомо- или проблемо-центрированные и на личностно-центрированные или ориентированные на развитие. Краткосрочная, или ограниченная во времени, терапия, как правило, нацелена на облегчение симптомов и решение определенной проблемы за ограниченное время, неограниченная во времени терапия с открытым концом чаще ориентирована на личностные изменения и фасилитацию развития.

Когнитивно-поведенческая терапия, краткосрочная ориентированная на решение терапия и стратегическая терапия – это примеры симптомо- или проблемо-центрированной терапии. Психоаналитическая терапия, клиент-центрированная терапия и экзистенциальная терапия – это примеры личностно-центрированной или ориентированной на развитие терапии. Понятно, что тут есть свои оговорки и что представители этих подходов могут с этим мнением не вполне согласиться и претендовать на то, что их метод эффективен и в работе с симптомами, и для фасилитации личностных изменений, но в значительной степени это так, и с этим связаны достоинства этих методов. Помимо того, можно отдельно говорить о кризисном вмешательстве и поддерживающей терапии, в которой основной целью является укрепление защит и содействие самоэффективности и адаптации клиентов. Это может быть ограниченная во времени поддерживающая терапия, помогающая справиться с трудностями на том или ином этапе жизни или неограниченная во времени поддерживающая терапия, например, с целью содействия адаптации и сведению к минимуму госпитализаций клиентов с серьезными психиатрическими нарушениями.

Полезно иметь в виду, что клиенты могут иметь запрос на различные виды психологической и психотерапевтической помощи. Здесь я бы выделил следующие виды помощи:

Запрос на консультацию

Запрос на кризизисное вмешательство (до 8 сеансов)

Запрос на очень короткую терапию (до 5 сеансов)

Запрос на краткосрочную терапию (от 6 до 15 сеансов)

Запрос на ограниченную во времени терапию (от 16 до 40 сеансов)

Запрос на неограниченную во времени исследующую терапию с открытым концом

Запрос на ограниченную во времени поддерживающую терапию на определенном этапе жизни

Запрос на неограниченную во времени поддерживающую терапию с открытым концом.

Помимо этого, полезно учитывать, что обращение за психотерапевтической помощью может быть запросом на индивидуальную терапию взрослого или ребенка (подростка), парную терапию, семейную терапию или групповую терапию.

Идеальная ситуация для определения оптимального вида и метода психотерапевтической помощи, наверно, может быть создана лишь в специализированном центре, в котором работает команда специалистов и практикуются большинство из вышеперечисленных видов психотерапевтической помощи, различные методы симптомо-центрированной, личностно-центрированной и поддерживающей терапии. В такой идеальной ситуации можно было бы на основе начальной диагностической оценки определять, какой вид и метод психотерапии или их сочетание будет оптимальным. Увы, в большинстве случаев мы далеки от такой идеальной ситуации и вынуждены руководствоваться гораздо более ограниченными возможностями при выборе и рекомендации вида и метода психотерапии. К сожалению, следует также признать, что нередко приверженцы того или иного метода и вида психотерапии считают именно его самым лучшим в большинстве случаев и со скепсисом относятся к иным видам и методам психотерапии.

Каждый метод и вид психотерапевтической помощи важен и практически ценен в работе с различными запросами и категориями клиентов. Понимание запроса клиента включает выбор оптимального вида и метода психотерапевтической помощи из тех возможностей, которые доступны каждому конкретному клиенту и терапевту. Возможности терапевта могут быть расширены за счет коллег, которым он может перенаправить того или иного клиента. Важным при этом является открытость и осведомленность о тех видах и методах психотерапевтической помощи, которые сам терапевт не практикует. Каждый вид и метод психотерапевтической помощи имеет свои сильные стороны и свои недостатки, ограничения. Признание слабых сторон, ограничений собственных, т.е. применяемых терапевтом методов терапии, достоинств и возможностей иных методов терапии способствует тому, чтобы в каждом конкретном случае клиенту была оказана оптимальная психотерапевтическая помощь.

Новая типология запросов на психотерапевтическую помощь

С учетом типологий запроса, предложенных Столиным (1989), Лосевой и Луньковым (1995), специфики различных видов и методов психотерапии, основных причин обращения за психотерапевтической помощью (Budman & Gurman, 1988) и формулировок целей психотерапии из Бернского опросника целей лечения (Holforth & Grawe, 2002) я хотел бы предложить свой, существенно расширенный вариант типологии запросов на психологическую и психотерапевтическую помощь.

Типология запросов на психологическую и психотерапевтическую помощь

1. Просьба о возможности выговориться и выразить чувства;

2. Просьба о получении от специалиста объясняющей, обнадеживающей и/или вносящей определенность информации;

3. Просьба о разделении субъективной оценки своей жизненной ситуации, ее сверки с мнением эксперта;

4. Просьба о содействии в анализе жизненной ситуации, выработке позиции и/или принятии решения;

5. Просьба о содействии в самооправдании и избавлении от моральной дилеммы;

6. Просьба об оказании влияния на другого или в его изменении в интересах лица, о котором идет речь;

7. Просьба об оказании влияния на другого в интересах клиента;

8. Просьба о том, чтобы консультант выступил в качестве социального союзника в интересах клиента;

9. Просьба о совете или предложении алгоритма решения проблемы;

10. Просьба о содействии в овладении навыками (общения, ассертивного поведения, планирования, саморегуляции и т.д.);

11. Просьба о содействии в самопознании и/или самореализации;

12. Просьба об облегчении/избавлении от симптомов;

13. Просьба о содействии в понимании, принятии, контроле и/или более эффективном выражении чувств;

14. Просьба о содействии в переживании утраты любви или значимого другого;

15. Просьба о помощи в переживании кризиса и восстановлении душевного равновесия;

16. Просьба о содействии в понимании и преодолении трудностей с установлением или сохранением близких отношений;

17. Просьба о содействии в понимании и преодолении трудностей в отношениях со значимым(и) другим(и);

18. Просьба о содействии в отделении и обретении независимости от родителя(ей) или партнера;

19. Просьба о поддержке и о психологическом сопровождении на определенном этапе жизни;

20. Просьба о содействии в обретении уверенности, укреплении самооценки и/или самопринятии;

21. Просьба о содействии в осмыслении своей личной/семейной истории;

22. Просьба о помощи в переработке травматических переживаний и преодолении последствий травматического опыта;

23. Просьба о содействии в проживании и осмыслении экзистенциальных вопросов (бессмысленности собственной деятельности, свободы и ответственности за собственную жизнь, фактов экзистенциального одиночества и смертности);

24. Просьба об изменении неадаптивных паттернов в мышлении и/или поведении;

25. Просьба об изменении неадаптивных паттернов межличностного взаимодействия;

26. Просьба об изменении дисфункциональных черт характера;

27. Просьба о помощи в избавлении от зависимого и/или саморазрушительного поведения;

28. Просьба о помощи в социальной адаптации и поддерживающих отношениях;

Хотя, как мне представляется, данная типология покрывает большинство причин обращения за помощью, она может быть дополнена в ходе дальнейшего анализа и применения на практике. Эта типология видов запросов на психологическую и психотерапевтическую помощь представляет собой рабочую версию, требующую проверки клиническими и эмпирическими исследованиями.

Заключение

Концепция запроса предоставляет психологам-консультантам и психотерапевтам продуктивный способ концептуализации проблем, ожиданий, мотивации и представлений клиентов, обращающихся за психологической и психотерапевтической помощью. Это ценный для психотерапевтической практики конструкт, который, как мне представляется, еще не исчерпал всех своих возможностей и может привести нас к новым находкам. Увы, после начальных шагов по разработке концепции запроса ее дальнейшее развитие практически остановилось. Обращаясь к концепции запроса на психологическую помощь, я надеюсь привлечь к ней внимание коллег, тем самым попытаться перезапустить процесс ее дальнейшей концептуальной разработки и, быть может, содействовать ее клиническим и эмпирическим исследованиям.

Как мне представляется, разработка концепции запроса предполагает не только выработку более четких определений ее основных понятий, но и их соотнесение с терминами общей психотерапии, таких как терапевтическая ситуация, терапевтический контракт, рабочий запрос, личные и терапевтические цели, сопротивление, терапевтический фокус и т.д.

Следующей, не менее важной задачей в разработке концепции запроса мне видится описание стратегий работы с различными проблемными видами запроса, позволяющими с большей вероятностью вовлекать клиентов в терапевтический процесс. Осмысление существующих находок и стратегий работы со склонными к уклонению и сопротивлению клиентами и описание опробованных на практике стратегий переформулирования проблемных запросов, надеюсь, станет делом ближайшего будущего, к которому присоединятся психологи-консультанты и психотерапевты, использующие разные методы и виды психотерапии и работающие с различными категориями клиентов. 

Annotation

This article outlines the key ideas’ the concept of a request for psychological help, resulting from her practical recommendations and made a step to expand its application in the field of psychotherapy.

Key words: psychological counseling, psychotherapy, request, complaint.

 

(1) Мне не удалось обнаружить каких-либо следов появления этой концепции в более ранних публикациях. В любом случае это первое достаточно подробное изложении концепции запроса в литературе.

(2) Хочется надеяться, что авторы этой книги, ставшие первым поколением психологов-консультантов и психотерапевтов в нашей стране внесут ясность по этому вопросу и автор или авторы понятий «запрос», «формулировка запроса» станут нам известны.

(3) Далее в этой главе слова «консультант» и «терапевт» будут использоваться взаимозаменяемо, поскольку независимо от того, кто проводит консультацию – психолог-консультант или психотерапевт, данный специалист, по началу выступает в роли консультанта.

(4) Это особенно верно для 80-х и 90-х годов, когда из опыта оказания психологической помощи населению и возникла концепция запроса. В наши дни, когда широко доступна популярная психологическая литература и обращение к психологу, особенно в крупных городах, стало общедоступной возможностью, ситуация сильно изменилась. Стало больше обращающихся за помощью, которые приходят по рекомендации знакомых или после чтения психологической литературы и, в целом, имеют более реалистичное представление о психологической и психотерапевтической помощи.

Литература: 
  1. Алешина Ю.Е. Семейное и индивидуальное психологиче­ское консультирование. – М.: Ред.-изд. центр Консорциума «Со­циальное здоровье России», 1993.
  2. Василюк Ф.Е. Модель хронотопа психотерапии. Московский психотерапевтический журнал, 2009, №4.
  3. Иванова Н.В. Как помочь клиенту определить терапевтическую цель // Консультативная психология и психотерапия. 2004. № 1. С. 102–123.      
  4. Лосева В.К., Луньков А.И. Рассмотрим проблему...: Диагностика переживаний детей и взрослых по их речи и рисункам. М.: А.П.О., 1995.
  5. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика. Понимание структуры личности в клиническом процессе. М.: Класс, 2007.
  6. Малейчук Г.И. О некоторых профессиональных догмах в психотерапии // Журнал практической психологии и психоанализа. 2012а. № 2. URL: https://psyjournal.ru/articles/o-nekotoryh-professionalnyh-dogmah-v-psih... (дата обращения: 12.08.2020).
  7. Малейчук Г.И. Портрет современного клиента: общая характеристика // Журнал практической психологии и психоанализа. 2012б. № 4. URL: https://psyjournal.ru/articles/portret-sovremennogo-klienta-obshchaya-ha... (дата обращения: 12.08.2020).
  8. Мишина Е.В. Феномен совместности в дебюте психологического консультирования // Консультативная психология и психотерапия. 2010. № 2. С. 110–131.
  9. Орлов А.Б., Орлова Н.А., Пермогорский М.С. Что получает клиент от психотерапевта? // Консультативная психология и психотерапия. 2012. № 2. С. 41–65.
  10. Певзнер М.М. Процесс консультирования // Мастерство психологического консультирования / Под ред. А.А. Бадхена и А.М. Родиной. СПб.: Европейский дом, 2002.
  11. Семья в психологической консультации: Опыт и проблемы психологического консультирования. Под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина; Науч.-исслед. ин-т общей и педагогической психологии Акад. пед. наук СССР. М.; Педагогика, 1989.
  12. Столин А.А. Первичная психодиагностика. // Семья в психологической консультации: Опыт и проблемы психологического консультирования. Под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина; Науч.-исслед. ин-т общей и педагогической психологии Акад. пед. наук СССР. М.; Педагогика, 1989.
  13. Спиваковская А.С. Комплексная психологическая коррекция в целях профилактики неврозов у дошкольников. // Семья в психологической консультации: Опыт и проблемы психологического консультирования. Под ред. А.А. Бодалева, В.В. Столина; Науч.-исслед. ин-т общей и педагогической психологии Акад. пед. наук СССР. М.; Педагогика, 1989.
  14. Budman S., Gurman A. Theory and Practice of Brief Therapy. The Guilford Press, 1988.
  15. Holforth M.G., Grawe K. Bern Inventory of Treatment Goals: Part 1. Development and First Application of a Taxonomy of Treatment Goals Themes. Psychotherapy Research vol. 12, Issue 1, March, 79-99, 2002.