Играют мальчики в войну…» (из опыта песочной терапии в Онкоцентре)

Давно уже известно, что для ребенка игра – это серьезное, полное смысла занятие, которое способствует его физическому, психическому и социальному развитию. Игра для ребенка – это также одна из форм самотерапии, благодаря которой могут быть отреагированы различные конфликты, жизненные трудности,  может быть достигнуто более комфортное эмоциональное состояние и даже приобретен новый опыт.

Жизненный опыт ребенка гораздо больше, чем то, что он может выразить словами, поэтому он использует игру, чтобы выразить и ассимилировать то, что он переживает. Если в реальной ситуации для ребенка что-то осталось непонятым, он обязательно должен ее проиграть. Благодаря раскрытию в игре чувств, переживаний возрастает интегрированность личности. Интеграции способствует открытое самовыражение (даже если оно реализуется косвенно через игрушечные персонажи), а также то, что игровые ощущения ребенок переживает как безопасные.

Пребывание ребенка в онкоцентре – это тяжелейший хронический стресс. Чтобы справиться с ситуацией, часто необходимо подавлять в себе и отрицать страх, агрессию, боль и отчаяние. Чувства нуждаются во внешнем выражении, а отреагировать их в условиях онкоцентра трудно, часто невозможно. Вот тут на помощь и может прийти игра. На нашей практике  мы в основном применяли игру в терапевтической песочнице.

Как проходит этот процесс. Мы предлагаем ребенку выбрать из множества миниатюрных фигурок те, которые наиболее привлекают внимание. Затем расставить их в песочнице так, как подсказывает желание ребенка, не торопясь, прислушиваясь к себе. Затем можно попробовать вдохнуть жизнь в персонажей, придумать историю про них, подумать о том, чего хотят герои, о чем они мечтают, за что борются, с кем дружат или чего они боятся. По ходу игры мы привлекаем внимание ребенка к эмоциям, которые владеют им в этом процессе. Своим заинтересованным вниманием мы побуждаем ребенка разворачивать сюжет игры дальше и дальше. Это помогает ему постепенно становиться более свободным в своих проявлениях, творчески развивать свою историю. Мы просим ребенка идентифицировать себя с кем-нибудь из персонажей игры: «А кто из них ты?» или, например, «Как бы ты себя чувствовал, если бы ты был этим волшебником/королем/волком?» Можно  возвращать ситуацию к ребенку и событиям его реальной жизни: «А ты когда-нибудь дрался вот так, как эти рыцари?» При этом, чтобы задать вопрос или что-то прокомментировать, как мне кажется, важно не внедряться резко в процесс, не прерывать течения игры, а дождаться какой-то логической паузы. Когда я сама вовлечена в игру, мне кажется, я знаю, какие чувства бродят в игровом пространстве, и как чувствует себя ребенок. Если сказать ребенку о том, что, как я думаю, он чувствует, это может послужить установлению большего доверия и близости в наших с ним отношениях. Важно доверять своим переживаниям и использовать их. Если притворяться, что мне интересно, в то время, когда мне скучно, скорее всего, не удастся обмануть ребенка. Был момент в моей работе, когда в одной из сессий я почувствовала какую-то вялость, вязкость, замедленность в развитии сюжета и какую-то скуку внутри себя. Я сказала: «Похоже, сегодня тебе не очень хочется воевать». Мальчик ничего не ответил на саму мою реплику, но реакция все же немедленно последовала, странным образом события в игре стали более энергично набирать обороты.

Мы обратили внимание на то, что почти все мальчики, с которыми мы работали, так или иначе, разыгрывали в песочнице батальные сцены. Противостояние добра и зла, борьба хороших рыцарей против плохих пиратов или гоблинов, поиски сокровищ, защита своей земли, родных и друзей. Звучали темы силы, борьбы за власть, жизни и смерти, соперничества и взаимопомощи. Мы наблюдали, что именно такие игры увлекают мальчишек. Девочек больше интересуют темы межличностных отношений, дружбы, любви, устройства дома. Мы смогли воочию убедиться в верности  теории половой дифференциации: в игре детей реализуется интерес к деятельности, связанной с мужскими и женскими социальными ролями.                                          

Я думаю, что, приходя работать с детьми, можно иметь различные представления о том, что именно ты хочешь получить в результате своей работы, с чем именно ты идешь к ребенку. Своей задачей я видела дать ребенку максимальную возможность отдохнуть и расслабиться в условиях игры. Жизнь в онкоцентре бедна яркими интересными впечатлениями и наполнена тревогой, страхами, печалью. Час, проведенный за игрой в песочнице, вырывает ребенка из унылых и тревожных будней. Свободное пространство для разворачивания его фантазии, понимание, что все, что он придумает и сделает, будет обязательно хорошо и правильно, деятельность, свободная от оценок, обязательности в компании со взрослым, который интересуется и поддерживает – всё это способствует релаксации,  возрастанию жизненной энергии и улучшению настроения. По-видимому,  когда ребенок играет, происходит процесс снятия чрезмерного напряжения с его психики.

Попутно косвенно решались и диагностические задачи. Хотя мы редко видели одного и того же ребенка больше одного раза, так или иначе, и в единственной встрече каждый ребенок проявлял себя очень ярко, мы наблюдали множество разнообразных характеров, способов реагирования на ситуацию и людей. То, как играет ребенок, может многое рассказать о его реальной жизни. В игре разные дети ведут себя по-разному. Одни проявляют себя мягко и доброжелательно, другие могут быть жёсткими и агрессивными. Так что, когда мамы после нашей работы интересовались своим ребенком, у нас была возможность, конечно, в общих чертах поделиться своим видением характера ребенка, его сильных сторон или возможных психологических проблем.

После каждой сессии мы обсуждали нашу работу. Это удивительно, как много игра ребенка может дать пищи для размышлений психолога, как сильно бессознательные процессы ребенка проявляются в его игре.

Я хочу рассказать для примера о том, как я работала с 9-летним Данилой, и какие мысли родились у нашей команды в результате наблюдения за его игрой.

Мальчик лежит в онкоцентре с марта 2010 года, борется с саркомой. Я работала с ним 2 раза. Оба раза в песочнице разворачивалось сражение, мы наблюдали за противостоянием двух сил.

В первой игре рыцари, защищают людей от пиратов, которые воруют золото и другие богатства.

А во второй  игре борьба началась за земли, на которые претендовали обе противоборствующие стороны. При этом цели, которые преследовали воюющие стороны, менялись с течением времени: это было и приращение богатства и власти, и борьба за отстаивание родной земли и желание отвоевать новые территории, чтобы была возможность сажать сады и иметь достаточно продовольствия. Как будто сразу сюжет не выстраивался в стройную линию, было очень много его возможных вариантов. В начале игры мальчик называет самых главных сильных персонажей - это рыцарь на единороге и волшебник с одной стороны, и орк и дракон с другой. И, по его словам, себя в игре он идентифицировал с рыцарем. Но при обсуждении оказалось, что у всей команды за время игры сложилось впечатление, что Данила – это на самом деле волк. Именно в этого персонажа мальчик вкладывал свои самые сильные чувства, именно волк был одним из самых проработанных персонажей. Когда я  обратила на это его внимание, Данила согласился: «Да, я очень люблю волков». Про волка в первой игре Данила говорит так: «Волка тренировали. Знаете, сколько его дрессировали-то - 50 лет. С одного удара его не положишь, даже с четырех. Король командовал, но волк сам по себе был, король не имеет права им командовать». Я спросила: «А как же волк решения принимал?» – Данила: «Он же думает. Голова у него больше, чем у короля, он умный, может уже всё сам сделать. За себя постоять он еще как может. Он имеет право сам что-то делать. Он своевольный такой. Волк – питомец короля, но король не имеет права им командовать». Вот такое описание волка мы при обсуждении расценили, как полусознательные желания ребенка быть самостоятельным, чтобы никто не имел право им командовать, и он как будто уже чувствует в себе такую возможность.  Но когда в конце сессии мы с Данилой рассуждали о том, что такое быть своевольным, хорошо ли это для него самого, и я спросила: «А ты бы хотел, вот так иметь право сам что-то делать?» Данила ответил: «В таком возрасте нет. Не хотелось бы. Если самому по своей воле гулять, можно заиграться и так до ночи, не успеешь выспаться. Вот я один раз вышел, заигрался с друзьями и домой идти не хотел, но пришлось, мама позвала. Ну, короче, с волка тут нечего пример брать». Здесь мы видим присутствие сознательной установки: «Я еще маленький, и мне надо быть послушным, и в этом для меня благо». Нет протеста, а есть согласие с мамой, которая контролирует, которая лучше знает, как надо. Таким образом, мы сделали вывод о том, что есть и желание быть самостоятельным и понимание того, что в 9-летнем возрасте это ещё невозможно, все это мирно уживается в психике ребенка, не вызывая большого конфликта и сопротивления.

На второй сессии волк был выбран для игры одним из первых. Но в начале второй игры волк был отстраненным третьестепенным персонажем. В конце же игры волк вдруг вышел на сцену и решил исход противостояния, оказалось, что он с самого начала не хотел войны, он предвидел, чем все закончится, и, как пояснил Данила, «в уме (т.е. мысленно) заставил орка с драконом сказать:  «Не надо нас убивать, просто можешь с нами поделиться своей землей, а то так и пройдет эта война, что все погибнут, некому будет сады выращивать». И волк ответил: «Хорошо, я поделюсь с вами землей». Вот так и получилось, что война закончилась». Волк оказался мудрым парнем, и волк был единственным, о котором мальчик сказал, что у него только одна жизнь в запасе и одну уже отобрали, и это тайна, о которой никто не должен знать, но сам волк об этом помнит. Для всех же остальных это большой секрет. Но этот секрет страшно выдерживать и психике самого Данилы. И буквально через секунду фантазия подсказывает мальчику выход, как волку избежать такой уязвимости: оказывается, если волк убивает противника, то его жизнь добавляется к его жизни, волк становится более неуязвимым.

Я приведу кусочек фонограммы, где видно, как психика ребенка довольно сбивчиво борется с осознанием того, что жизнь на самом деле всего одна: «У волка тоже есть магия, только он скрытный такой, если его убьют, то он снова оживет, у него две жизни.., одна жизнь, волк скрывает, что у него одна жизнь, … ой, две, вот смотрите, если его вот так вот убьют, он через некоторое время снова оживет, и так один раз, но если он убьет вот этого, то пять раз он оживет, чем больще он убивает, тем больше у него жизней, у него магия такая, вот это он и скрывает и никому не говорит, это секрет большой очень».

Здесь можно предположить, что Волк – это символ взрослой части, это взрослый отдает себе отчет, что у него всего одна жизнь, это важный факт существования, но психика ребенка не выдерживает такого осознания и находит спасительный для волка выход (если он убьет соперника, то у него прибавится еще одна жизнь). Волк  в начале игры остается в тени, он ни в чем не участвует, но за всем наблюдает и вмешивается только в последний момент, и ведет себя благородно и мудрые предложения высказывает. Данила как будто бережет волка, чтобы он не погиб, и это тоже взрослое поведение: беречь, заботиться о самосохранении. Это взрослое понимание ситуации, как будто он в прошлой игре выращивал эту взрослую часть, а во второй игре она уже заняла свое подходящее ей место, т.е. постоянно она для него не актуальна, пока он играет, актуализируется его детская часть, а взрослая дожидается где-то на периферии и даже не рассматривается как сильный персонаж игры.

Мы заметили, и нам показалось интересным, что ещё один персонаж игры Данилы - волшебник, который, как кажется,  должен быть наиболее могущественным персонажем в любой сказке, в обеих играх, умирает буквально через мгновение после того, как вступает на поле битвы, как будто в чудо Данила не верит,  и хотя сначала он вводит в игру волшебника, как какой-то гарант, что все будет хорошо,  потом случается нечто такое, что мешает свершиться чуду, и нас разочаровывает это: странно, что волшебник, у которого по идее больше всех должно быть мощи, который должен быть неуязвим, так легко гибнет. Как будто ребенок с открытыми глазами на всё смотрит, как будто надежда существует, но, тем не менее, возлагать слишком большие надежды на чудо не приходится. В игре так же проявилось, что волшебник может наделять неуязвимостью кого-то, а кого-то нет, например, он дал неуязвимость единорогу, и можно думать, что это - как будто про других детей, что они выздоравливают и уезжают, а вот я остаюсь здесь дальше воевать с болезнью. Единорог как раз ушел из команды волка в стан противника через посредство магии орка, можно предположить, что команда волка - это команда тех, кто борется в больнице за свою жизнь, единорог же ушел к орку, туда, где все здоровы, и теперь он не такой, как мы, те, которые здесь остаются. Данила рассказывает: «Волк злится на единорога, ведь он его защищал, вот сейчас он его схватит». Волк спрашивает: «Зачем ты перешел на их сторону? За предательство ты поплатишься». Яростная битва в итоге завершается смертью единорога. Это, скорее всего, говорит не о том, что ребенок, длительно пребывающий в стационаре, как будто «желает смерти» тем, кто выздоравливает, выписывается и уезжает. Это совершенно естественные, непредосудительные, но так тщательно скрываемые им зависть, ревность, гнев, даже враждебность, обида и приписывание Другому предательства… Как бы то ни было, эти чувства были не отвергнуты самим ребенком, а активно выражены им во время игры и некоторые из них были им названы. И вот после этого они уже не так «давят», не мешают ребенку в буквальном смысле дышать. Можно сказать, что он постепенно с ними справился. Волк вышел победителем в борьбе с единорогом, и, скорее всего, – в борьбе не только с ним.

В играх детей всё время присутствует тема смерти и воскрешения из мертвых, все время в играх участвует скелет (даже у многих девочек), как активно действующий персонаж, и, как правило, у скелета очень много жизней, он умирает, его хоронят, но потом он неизменно вновь оживает. Так, видимо, происходит  попытка примириться со страхом смерти, с которым дети живут в клинике постоянно. Спасительная вера в то, что смерть – это не навсегда, помогает детям выстаивать в их борьбе с болезнью. А постепенное принятие единственности и необратимости смерти делает их значительно взрослее и зрелее. Это долгий процесс, но дети показывают нам свою заинтересованность в том, чтобы он шел. И мы оказываемся рядом с ними в роли тех взрослых, кто сопровождает их в этом, делая непонятное понятным, страшное – менее страшным, тревожащее – интересным.

Онкологически больные дети – это дети, которые в силу сложившихся обстоятельств живут в атмосфере, где присутствует фон/тень/налет/дух летальности, различные риски, большая неопределенность, неизвестность, тайна… Это побуждает многих, кто соприкасается с этими детьми, создавать себе и детям некое «искусственное бытие», где все перечисленные факторы как будто отсутствуют, их как будто нет, о них предпочитают не думать – поскольку слишком больно… И тогда дети получают своеобразный пример того, как надо справляться с психологически трудной ситуацией: не надо много думать, надо больше полезного делать. Чем меньше осознанности, тем «легче» жизнь. Но у ребенка появляются трудные и страшные вопросы! И он хочет их кому-то задать или хотя бы показать, что они у него есть. Он нуждается в том, чтобы ему помогли найти возможность жить более осознанно и более мужественно. Поэтому одна-две сессии в песочнице могут стать тем временем, когда ребенок сможет получить важные ему ответы на некоторые трудные для него вопросы. И что не менее важно  – он получает доступ к собственным ресурсам и теперь имеет возможность ими пользоваться и таким образом чувствовать себя более свободным, жизнеспособным.