Резюме

В статьи на примере двух случаев представлены возможности песочной терапии для символического выражения негативных чувств с онкологически больными детьми.

Ключeвыe слова: песочная терапия, игровая терапия, травма, агрессия, негативные чувства

"Часто руки знают, как распутать то, над чем тщетно бьется разум"

К.Г. Юнг

«Фантазия — мать всех возможностей, где подобно всем противоположностям

внутренний и внешний миры соединяются вместе»

К.Г. Юнг

Дети, находящиеся в больнице[1], лишены не только привычной среды обитания, но и возможности свободно и в достаточной мере проявить свои подлинные чувства, в том числе – злость и агрессию. Они переносят боль и болезненные неприятные процедуры, они терпят различные неудобства и зачастую лишены свободы передвижения, и вдобавок к своим переживаниям они могут видеть усталую маму и ее слезы украдкой, или, например, расстроенных, печальных и нервных родственников. Кроме того, атмосферу могут отягощать тревоги по поводу болезни, неизвестность и страх перед будущим, неопределенность прогнозов лечения и перспектив, а также действие лекарств (особенно химиотерапии). Ко всему прочему, нередко ребенок не может опереться в своих смятенных чувствах на взрослого, который либо захвачен своими переживаниями, либо старается сделать вид, что ничего страшного не происходит, либо «окаменел» от собственного горя, либо сам нуждается в помощи. То есть в таких случаях взрослый не может оказать поддержку ребенку, и ребенок вынужден как-то справляться сам.

Эти переживания, а также ощущение потери контроля над своей собственной жизнью, вызывают у маленьких пациентов не самые приятные чувства. Однако зачастую места этому негативу не находится — дети, находящиеся в больнице, нередко не могут (то есть не имеют для этого сил, пространства, права или желания) показать окружающим и персоналу больницы свое плохое настроение, свою злость и раздражение. Они научаются и привыкают все это скрывать или сдерживать. Они понимают, что их настоящие чувства огорчают мам и мешают соседям по палате. А тот факт, что зачастую ребенок не может выразить свои чувства словами, делает этот негатив основанием для дальнейшей фрустрации и травматизации.

Песочная терапия прямо-таки предназначена для выражения таких негативных чувств. Установки и эмоции, которые ребенок боится выразить открыто, в безопасной игровой обстановке проецируются на выбранного по собственному усмотрению игрушечного персонажа. К тому же, в своей свободной игре ребенок может выразить именно то, что ему хочется. Когда он играет непринужденно и естественно, не подвергаясь никакому ограничению и давлению извне, он выбирает персонажей, придумывает тему игры (или картины) и совершает целый ряд дальнейших действий совершенно независимо, не считаясь ни с чьим мнением, а подчиняясь только собственным желаниям и импульсам. Он чувствует себя хозяином своего маленького мира и является режиссером драмы, разыгрывающейся на песочном подносе. Все, что прежде таилось в глубине детской души, выходит на свет; персонажи игры приходят в движение, выражая наиболее актуальные для ребенка чувства, мысли и желания.

Если иметь в виду именно аспект выражения агрессии в процессе игры в песок, то особенно важное значение приобретает, на мой взгляд, тактильный контакт с песком в самом начале работы. Ленор Штейнхард (2001) писала, что этот контакт «может рассматриваться как процесс оформления внутренних основ психического бытия человека». Она вообще сравнивала процесс создания клиентом своей песочной картины с мифами о сотворении мира — настолько это эпический, по ее мнению, процесс. И для того, чтобы создать свой мир на песке, не требуется каких-либо особенных умений или художественных талантов, что, несомненно, является очень привлекательным для маленького клиента.

Во время встреч с детьми в Онкоцентре мы замечали, что когда в начале терапевтической сессии ребенок видел песочницу и фигурки, то сразу же возникал неподдельный интерес, зачастую сопряженный с некоторым волнением и смущением (чаще всего — из-за незнакомых людей и непривычной обстановки). Но когда он погружал руки в песок, то как будто бы происходило волшебство — ребенок заметно успокаивался, забывал об окружающих и полностью сосредоточивался на своем создаваемом мире. И, как мне кажется, это обретенное равновесие помогало детям в более свободном выражении своих негативных чувств.

Л. Штейнхард (2001) писала: «Клиент, руки которого прикасаются к песку, инстинктивно пытается придать определенную форму своим чувствам и мыслям — создать фундамент песочной композиции. Он ощущает удовлетворение, когда под руками возникает некая нужная ему форма, после чего начинает располагать на ней миниатюрные фигурки. Тактильный контакт с песком придает творческому процессу определенность и личностный характер. Без этого контакта творческий процесс не имеет каких-либо границ и носит анонимный характер, словно некая часть внутреннего фундамента человека все еще остается для него невидимой и непризнанной. Пока не создан песочный фундамент, клиент остается в определенной зависимости от психотерапевта; создание же фундамента рассматривается как важный знак принятия им ответственности за себя самого, свидетельство построения некоей основы для дальнейшего развития».

И я, конечно, не могу отдельно не подчеркнуть, насколько полезным для ребенка — и в особенности для ребенка, находящегося в больнице, — является создание такого символического фундамента и границ. Абсолютно все песочные картины, которые я видела за время своей практики в Онкоцентре, содержали в себе значительную долю символизированных и визуализированных агрессивных импульсов. Иногда это были явные битвы и нападения — а, как известно, достижение эмоционального отреагирования агрессии происходит в песке с помощью изображения различных батальных сцен. Иногда это были страшные и ужасные монстры и чудовища, вызывающие желание напасть на них и прогнать от себя подальше. Иногда это были крокодилы и бегемоты, обладатели острых зубов, которыми они могли при желании поранить и растерзать любого; но которые, однако же, были приручены главными персонажами. Иногда это были закопанные змеи, которые никак не проявляли себя во время игры, представляя собой недремлющую угрозу для главных героев и, возможно, символизируя собой вытесненные агрессивные чувства и желания клиента. В общем, количество вариантов ограничивается только рамками детской фантазии и сеттингом терапевтической сессии.

В рамках своей статьи я хотела бы более подробно остановиться на двух терапевтических сессиях, последняя из которых была проведена мной. Но сначала хочу рассказать о проведенной другим терапевтом сессии с девочкой Олей, 9 лет; я присутствовала в качестве наблюдателя.

Сессия с Олей, 9 лет.

Олю привезла мама — на железной подставке от капельницы, т. к. процедура введения лекарств продолжалась и во время терапевтической сессии, и девочка была слишком слаба, чтобы самостоятельно ходить. Когда я увидела ее, у меня возникло острое чувство хрупкости, тонкости, непрочности, и даже где-то страха, не будет ли сессия для нее очень тяжелой. Но в итоге девочка довольно оживленно играла, расставив фигурки на песочном подносе. Мама ребенка присутствовала на сессии, но у меня не возникло впечатления, что это каким-то образом повлияло на девочку: как мне показалось, она не искала маминого одобрения и не боялась осуждения.

В начале сессии Оля долго разглаживала песок, водила по нему пальцами и погружала туда руки, пересыпала его и приглаживала. Затем она собрала весь песок в большой остров посредине, но затем разгладила его обратно, оставив небольшой водоем в правом нижнем углу ящика. Весь это процесс был осуществлен до выбора игрушек, и лишь затем она обратила внимание и на них.

Первая выбранная фигурка — домашняя кошка. Вторая — маленький детеныш леопарда. А как мы знаем, именно первые выбранные клиентом фигурки наиболее точно отражают состояние его «Я» на актуальный момент. Обе выбранные фигурки представляют собой милых, пушистых, игривых зверьков, но, в то же время, обладающих зубками и коготками.

Затем было выбрано много других домашних животных: кошки, собаки, лошадь с жеребенком; а также дикие животные: змеи, крокодил, волки, птицы, олень; и мифологическое животное — дракон. Помимо животных девочка выбрала каменный дом, несколько церквушек, серебряный замок, а также несколько кустарников.

Оля назвала свою песочную картину «Заповедник». Что такое заповедник? Как известно, это особо охраняемая территория, специальное место для защиты и сохранения животных и растений, и недопущения их исчезновения. То есть какая-то среда, где можно выжить, сохраниться, прибежище, где запрещена охота, где тебе помогут выжить и существовать в относительной безопасности. По всей видимости, в данном случае можно считать это неким символическим обозначением больницы.

В процессе игры фигуры постоянно перемещались, в левом верхнем углу возник второй водоем, куда помещается крокодил; в правый водоем девочка поместила змею и морскую звезду. Несколько змей Оля закопала в непосредственной близости от домашних животных и в процессе их передвижения перемещала и змей, снова их закапывая. Когда я увидела, как она их закапывает, у меня возникло слабое чувство неотчетливой тревоги, и до конца игры оно фоном сохранялось, я где-то подсознательно помнила об этих закопанных змеях, несмотря на то, что на этом поле открытых атак не происходило. Не происходило их и с другими животными, хотя во время игры были попытки нападений, но в действия это не перетекало, оставаясь высказанными девочкой намерениями.

В процессе игры, однако, произошло одно явное нападение, с подачи и при поддержке терапевта: проголодавшийся волк напал на оленя и съел его, то есть ребенок разыграл сам прыжок и нападение. Лично у меня в этот момент, одновременно с некоторым моментальным смятением и страхом, возникло чувство, похожее на облегчение, ощущение, что напряжение разрядилось и даже некоторая радость, что девочка, наконец, смогла это сделать.

И если волка с его открытой агрессией можно довольно явно интерпретировать, то крайне интересными персонажами, как мне кажется, являются закопанные змеи. Это, возможно, символизирует вытесненную существующую тревожную реальность, т.е. вытесненные коварные угрозы и вытесненные порожденные ими страхи. И одновременно закопанные змеи могут демонстрировать символическое желание девочки «закопать» (скрыть, подавить или «забыть») и другие свои негативные чувства – агрессию, гнев, злость.

В конце сессии, на вопрос терапевта: «Кем бы ты не хотела быть в этой истории?», девочка ответила: «Змеей». И этот ответ можно интерпретировать как сообщение о том, что закопанная змея символизирует отвергнутые части личности или отвергаемые чувства, которые девочкой вытесняются и, возможно, отрицаются. Это могут быть и злость, и гнев, и скрывающиеся под ними, как под маской, страх и тревога. И нежелание быть змеей может быть и нежеланием быть такой, как змея, т.е. злой, коварной, агрессивной, пугающей, ядовитой. А может быть и нежеланием вновь и вновь встречаться с угрозой и страхом, которые символизирует сама змея (и вполне вероятно, что это угроза смерти и страх смерти).

Очень интересной, на мой взгляд, является фигурка дракона. В процессе игры он оказался ближе к верхней правой границе песочного подноса и обрел свой дом. Дракон одновременно символизирует и какую-то угрозу, вернее — начало этой угрозы, а также ту силу, то изменение, из-за чего все произошло — и ребенок оказался здесь, в «заповеднике».

В процессе игры и перемещений фигур все животные обретают свой дом — все, кроме лошади и жеребенка, которые оказываются в центре. Действительно, девочка с мамой находятся вне дома, они пока действительно «бездомные». Свободный центр композиции также характерен для пациентов, находящихся в ситуации эмоционального дискомфорта или большой тревоги.

И если завершать разговор о символическом проявлении агрессии в этой песочной картине, то не могу не отметить выбранные Олей церковки. Вполне возможно, что они символизируют собой горевание девочки. В том числе, они могут символизировать сильный страх, а может быть, и поиск гарантированной защиты, надежного покровительства, чтобы выжить. А может быть, и попытку сделки и «правильного поведения», за которыми может скрываться подавляемая злость, а может быть – желание сделать все, чтобы выздороветь. А это и есть здоровый агрессивный импульс: сохранить себя и свою жизнь.

Вторая сессия, которую я хочу рассмотреть в своей статье, была проведена мной с мальчиком Сережей, 7 лет.

Сессия с Сережей, 7 лет.

Сережа пришел на сессию один, без сопровождающих. Когда я его увидела, у меня возникло ощущение, с одной стороны, его легкого смущения и стеснения, но с другой стороны — некоторой его стойкости, самостоятельности, и даже недоверчивости. Его реакция — улыбка, как бы прикрывавшая собой стеснение играть «как маленький», утвердила меня в этих впечатлениях. Но впоследствии, по-видимому, моя искренняя заинтересованность (в начале игры даже большая, чем у него), и серьезное отношение к самому процессу игры — тоже захватили мальчика, и он начал играть уже с увлечением и даже некоторым воодушевлением.

В начале игры Сережа долго разглаживал и пересыпал песок, с моей помощью мы соорудили большой остров в центре песочницы, отодвинув песок от границ песочного подноса. Образовалась такая суша, окруженная со всех сторон синей «водой». Но затем мальчик предпочел разровнять песок по всей поверхности песочницы.

Первая выбранная фигура — церквушка. Вторая — ежик. Помимо этих фигур были выбраны монстры, пираты (все с оружием), крокодил, бегемот, дракон, волшебник, гнездо с птенцами, несколько церквушек, блестящий замок, кактусы, шишки и деревья.

Надо сказать, что основной темой сессии были битвы и нападения. Практически все игровое время я наблюдала войны и столкновения, вторжения и оборону, победы и поражения. Вначале мальчик не мог решиться на открытые столкновения, но обозначил свое желание словами «они хотят напасть». И как только я воодушевила его словами «ну давай же, нападай!», начались баталии. Надо сказать, что этот момент стал переломным в настроении Сережи, он сразу же неподдельно «включился» в игру, увлекся и воодушевился. Я же почувствовала облегчение и даже некоторый энтузиазм, когда он все-таки совершил нападение, чувствовалось, что ему этого очень хочется, и даже просто необходимо.

В первом этапе игры все нападали на всех, и поверженные быстро поправлялись — то есть значительного ущерба никому не было причинено, все как-то легко восстанавливались и никто серьезно не пострадал. Возможно, это символизирует желание мальчика самому не пострадать, быть неуязвимым и как бы бессмертным в ситуации открытой угрозы и смертельной опасности.

Второй этап игры характеризовался тем, что фигурки были объединены в коалиции: например, трое пиратов против волшебника и дракона, двое монстров против крокодила и бегемота. Как мне показалось, эти коалиции были созданы по сходству своих ролей в рассказанной истории, они являлись своеобразными партнерами.

Поводом к нападению служили дома и церквушки — они постоянно переходили из рук в руки, пока не были отвоеваны коалицией волшебника и дракона и не сконцентрированы в центре песочного ящика, образовав дом с лабораториями (так мальчик называл церквушки).

Вообще, Дракон и Волшебник – две очень сильные фигуры: сказочные, неоднозначные, обладающие неким могуществом. Причем, они находятся в одной компании с церквушками и стеклянным замком. Это вообще такая плотная большая группа в центре песочницы. А как мы знаем, центр – это особая актуальность, особая значимость, особая ценность для автора, то, что характеризует его актуальное состояние. Можно предположить, что речь идет о детской вере в волшебство и всемогущество (свое и Других), о надежде на Бога и на эликсиры бессмертия из лаборатории волшебника, на способность дракона быть смелым, сильным и агрессивным, чтобы всех защитить.

Крокодил и бегемот – оба сильные, оба – с разинутой пастью, что может рассматриваться как демонстрация агрессии: «я тебя съем», или как демонстрация вербальной агрессии. Учитывая, что они помещены в левый верхний угол, они могут представлять собой символ какой-то важной фантазии, мечты, желания, которые фоном оказывают серьезное влияние на то, как автор картины себя чувствует, как живет, как воспринимает себя, мир и жизнь.

Пираты – сильные, смелые, агрессивные, опасные, жестокие; они мужчины, бойцы, грабители. Они находятся справа — как знак угрозы, исходящей от «социума» или уж точно — из внешней среды, при этом они находятся внизу — как символ актуального поведения. С другой стороны, правый нижний угол - это угол, где могут находиться образы успешных стратегий поведения, которые автору картины хотелось бы и полезно было бы освоить. Получается, что в этом смысле пиратская «агрессия» Сереже явно не помешает…

Монстры в процессе игры из правого верхнего угла переместились в левый нижний угол. И не перестали при этом быть символами страхов Сережи, и, вполне возможно, других негативных чувств — злости или агрессии. А может быть это знак силы, или потенциальной опасности. Или сигнал присутствия значимых фигур из недавнего прошлого или настоящего, которые воспринимаются как угрожающие или пугающие. И это вполне может быть болезнью, а не кем-то из людей.

В завершение рассказа хотелось бы добавить, что первая взятая мальчиком фигурка – церквушка – она, скорее всего, как-то связана с актуальным страхом смерти у автора композиции и с поиском надежной защиты. И, вполне вероятно, что здесь (как и в первой сессии) также может иметь место сделка, как стадия горя: «Я буду молиться, я буду хорошим, а ты спасешь меня»...

Вторая фигурка – ежик – это, скорее всего, образ самого себя, т.е. это сам Сережа – беззащитный, трогательный и милый, но с иголками, обороняющийся и способный защитить себя.

Таким образом, даже эти две сессии являются ярким примером того, как во время игры с песком дети символически выносят свой внутренний мир во внешнее пространство и обыгрывают его. Все неблагополучие, все запрещенные чувства и агрессивные импульсы, все нерешенные проблемы – все это отражает созданный ими мир на песке.

Дора Калф (Kalff, 1980) писала об этом: «Картина на песке может быть понята как трехмерное изображение какого-либо аспекта душевного состояния. Неосознанная проблема разыгрывается в песочнице, подобно драме, конфликт переносится из внутреннего мира во внешний и делается зримым».

Я не знаю, и не могу знать, помогли ли эти единичные сессии детям, с которыми мы их проводили. Но очень хочется верить, что в процессе игры они получили важный опыт выражения своей агрессии, пусть и символическими способами. И опыт принятия их Другим, взрослым, со всеми их негативными чувствами, возможно, научит этих детей терпеливо и понимающе относиться к себе и своим проявлениям агрессии. Обсуждая, но не осуждая негативные чувства и поступки героев игры, мы, возможно, поможем ребенку понять мотивы своих поступков, посмотреть на свою агрессию с разных сторон, принять ее и не мучиться чувством вины. А поощряя и разделяя его игру, мы, может статься, помогаем ребенку принять себя таким, какой он есть, и, в конечном счете, не наносить себе лишних аутотравм.

И в заключение своей статьи хочу привести цитату К.Г. Юнга, который утверждал, что процесс "игры в песок" высвобождает заблокированную энергию и "активизирует возможности самоисцеления, заложенные в человеческой психике". А это, помимо прочего, еще и дает нам всем большую надежду.

The Battles and Monsters in the Sand Paintings: Safe Way to Express the Aggression in a Hospital Setting (from the Experience of Sandplay Therapy with Patients of Pediatric Oncology Department)

Resume

In the article the example of two cases presented opportunities the sandplay therapy for symbolic expression of negative feelings by oncologically ill children.

Key words: sandplay therapy, play therapy, trauma, aggression, negative feelings.